Константин Шаповалов

[panda]

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Не люблю отвечать на телефонные звонки. С началом перестройки, которое в нашем НИИ совпало с концом финансирования, поэзия исчезла вместе с таким пережитком как зарплата и граждане солидарно принялись использовать связь для решения шкурных проблем. И только.

Совестливые искали повод занять, а прочие - присвоить деньги, которые у меня кончились месяцев шесть назад, поэтому аппарат приходилось накрывать диванной подушкой. Технически грамотный субъект просто выключил бы его, но научное прошлое не позволяло сделать это без помощи молотка, и я натренировался плевать на доносящиеся из-под бордового плюша трели.

Но этот абонент с дегенеративной настойчивостью висел на трубке до тех пор, пока терпение не переросло в озлобленную заинтересованность.

- Кто? - агрессивно зевнув, спросил я.

- Гвоздев? Сергей Сергеевич? Я не ошиблась? – на одном дыхании выпалил взволнованный женский голос.

- Нет, всё правильно. Чем могу служить?

- Умоляю, только правду, актриса Анастасия Глюк сегодня у вас ночевала?

- Впервые слышу… - изумился я.

- Понимаю, вы скрываете! Ах, какая жалость! Такой, оказывается, благородный человек! Это катастрофа, просто катастрофа… - слезливо запричитала незнакомка.

- Да вы о чём?! Вы кто такая?! - ни Анастасии, ни глюки меня пока не посещали, поэтому душу переполнило справедливое негодование. Справедливое и от этого на редкость приятное.

- Ах, я её родная тетя, но дело не во мне! Тосин муж Василий...; представляете, он нашел записную книжку и поехал к вам! У него ружьё! Немедленно уходите - он в бешенстве!

Негодование заколебалось, как свеча на сквозняке, и стало слегка коптить:

- Послушайте, это же бред! Я не знаю никакой Глюк!

- Он пьян. Спасайтесь оба, у него двустволка! В левом стволе картечь, в правом – жакан… или нет, простите, в левом жакан, а в правом картечь… кажется..., - таинственная тётя не желала слушать никаких оправданий.

Из дальнейших всхлипываний выткался затейливый драматический сюжет, в финале которого маячило как минимум два разнополых трупа.

Оказалось, некий рогоносец Василий, не ко времени вернувшийся с охоты, поймал белую горячку и кровью обидчиков решил смыть грехи легкомысленной жены. Исследуя блокнот красавицы, он обнаружил адрес сантехника…

По мелочам я и впрямь подрабатывал - в паре с одним способным прикладным математиком - но до ремонта канализации наш совместный бизнес серьёзно не дотягивал. Из чего следовало, что плаксивая тетка с какой-то низменной целью водит меня за нос.

Мысленно прокрутив длинный список знакомых придурков, я заключил, что сочинить подобную околесицу мог только Вениамин Моисеевич Липский, мой давний приятель и сокурсник по биофаку, пропавший из поля зрения когда руководство перевело нас на подножный корм. Имитатор он был от Бога, а идиотские розыгрыши и инфантильные выходки являлись неотъемлемой частью его жизни.

- Ладно, Веник, не напрягайся! Запах тебя сразу выдал, - ляпнул я наудачу. – Закусывать надо.

Сдержав очередной выдох, на другом конце провода призадумались.

- К тому же и чеснок не еда, а приправа! - мстительно добавил я, чувствуя, что подбил пятиклеточный корабль противника. – Люди говорили, ты женился на богатой и уехал в Израиль?

- Инсинуации, - разоблачённая тётя заговорила природным голосом. – И кто эти люди, говорливые, как секс по телефону? Ну был у меня скромный роман, переполненный неистовыми страстями, - он выдержал паузу, как бы предоставляя возможность вытереть завистливые слюни, - с одной гениальной поэтессой, Фаей Хаит. Хорошая девушка, интеллигентная. Съездил, познакомился с мамой и вернулся…

- Что же старушка? Мацу плохо готовит?

Последовал юпитерианской силы тяжести вздох:

- Какую там мацу… огнедышащий дракон, а не мама. Коренная одесситка! Я думаю, скоро её или вышлют обратно, или отправят воевать с арабами - тогда им крышка!

- Может, ты поторопился? Знаешь, стерпится-слюбится. Особенно, если есть накопления или недвижимость. Недвижимость очень украшает родителей невесты!

- Из недвижимости маму больше всего украсит фамильный склеп с надгробным монументом. Но хватит об этом. Лучше скажи, как ты поживаешь? Точнее - на что?

Наступил мой черед на вздохи:

- Понимаешь, пока это тайна. Причем не личная, а государственная…

- Так продай!

- Пробовал: писал для научных журналов. Публиковали с удовольствием, но благодарили исключительно в устной форме. Энтузиазм иссяк. Сейчас кошку дрессирую…

- Для журналов писать?

- ...будем с ней выступать на Арбате. В эпоху перемен это гораздо выгоднее микробиологии.

Трубка примолкла, как бы что-то вспоминая, а затем разродилась:

Про эпоху перемен остроумно заметил самурайский мудрец и философ Лао-Цзы! С присущим японцам коварством, он отсоветовал жить в это время.

Веник никогда не упускал возможности блеснуть эрудицией и по этой причине частенько садился в лужу. Читал он много, но гений чтения обычно овладевал им на выходе из запоя.

- Дык! - ответил я на профессиональном диалекте. Урожденный китаец Лао-Цзы не мог быть самураем, но раскрывать его тайны не хотелось. - А в чем, собственно, дело?

- Видишь ли, - голос товарища наполнился почти самодержавным величием, - я на днях еду в экспедицию. В засекреченную пока африканскую страну…

- И...? – у меня перехватило дыхание.

- ... и готов протянуть тебе руку помощи!

Слышал, что дуракам везет, но не думал, что всем - некая могущественная фармацевтическая корпрорация ангажировала Веника отлавливать диковинных вирусов.

В качестве биологической приманки.

То есть, из его рассказа я понял, что собственных микробиологов фирма бережет для академической науки, а во всяких рискованных экспериментах, по хорошему обычаю, задействует наемников.

Возглавляли компанию индусы – люди, как известно, пронырливые и расчетливые; можно было предположить, что исследования связаны с иммунодефицитом, поскольку Липского они отыскали через кафедру вирусологии.

Мировую известность Веник ещё не получил, но в узких кругах был широко известен: он работал над детскими нетоксичными вакцинами, ни одна из которых не была признана пригодной к использованию.

- А какую, говоришь, страну засекретили?

- Нигерию. Столица - Лагос, если верить энциклопедическому словарю. Представляешь, там живут племена хауса, фульбе, йоруба и канури! - в его голосе зазвучали визгливые нотки. - Ты когда-нибудь видел скво из племени канури?

- Нет. А в чем дело? - на самом деле я догадался, что его взволновало.

- Один парень, Миша Лернер, торговал там рыбой…

- А он наш или фульбе?

- Какой там фульбе! - искренне возмутился Веник. - Я же говорю: наш парень, русский. У него, между прочим, выгодная оптовая торговля, хотя сам он физик-теоретик.

- А при чем канури?

- Как это при чем? Нет, и он ещё спрашивает! - Липский снова начал повизгивать как бы от предвкушаемого удовольствия. - Миша Лернер сказал, что там все нищие! Ещё хуже, чем у нас…

- Думаешь, такое бывает?

- Ну да, Миша сказал! Представляешь, за флакон одеколона можно поиметь целую стаю канури!

- Как же они разделят один флакон на всех?

- Ну, это их проблемы! – судя по интонации, парфюмерией путешественник затарился под завязку. - Скажи лучше, у тебя негритянка когда-нибудь была?

Я не расист, но содрогнулся - подкорку интернационализму не обучишь.

- Ты упал? С детства боюсь темноты!

- Видишь! Что бы ты без меня делал? Когда приедем на место, я устрою тебе парочку, если будешь называть меня "мемсахиб".

Вот к чему приводит запойное чтение: он полагал, что приставка "мем" означала "главный", "старший" или что-то в этом роде.

- А ты что, в Израиле пол поменял?

- Не поал?! - коверкая слово, с вызовом спросил Веник.

- Ну, "сахиб", насколько я знаю, это "господин", а "мемсахиб" - "госпожа". Хотя, мне не важно, какие у тебя сейчас половые признаки...

- Ладно, завтра в десять я у тебя, - перебил пристыженный "мемсахиб" и бросил трубку.

[pomka]

В падлу читать. Но начало (2-3 страницы) скушные.

[panda]

ГЛАВА ВТОРАЯ

В назначенное время он явился, одетый в приличные ещё останки драпового пальто и сразу заполнил худосочной, почти двухметровой фигурой маломерную прихожую. На лошадином лице сияла врожденная дебильная улыбочка, стоившая ему изрядно попорченной крови и карьеры: мужчины среднего роста в присутствии Веника поневоле ощущали себя не совсем полноценными людьми и реагировали соответствующим образом. Чтобы избежать проблем, ему следовало либо ходить с прибитым, заискивающим видом, либо родиться государем вроде Петра Великого.

Пожав мне руку, Липский деловито взглянул на часы.

- Слушай, ты утреннюю "Дейли Телеграф" получаешь?

- Нет, а что? Я и вечернюю не получаю. Там что-то важное?

- Понятия не имею, - он с удовольствием оглядел свое отражение в покрытом спрессовавшимися слоями пыли трюмо. - Я просто так спросил. Для убедительности.

- А, для значимости? Тогда подожди, сейчас мой дворецкий доставит "Глобал Идиотс Ревю".

Веник повернулся к зеркалу боком и, по обыкновению, сильно ссутулился, отчего отражение превратилось в пыльный вопросительный знак.

- Звучит органично, надо будет взять на ум. Дипломы и паспорта купил?

- Я кивнул, надел выходной серый плащ, уже с год как ставший повседневным, и мы вышли из квартиры.

Красный ушастый "Запорожец" Липского застонал под тяжестью наших тел, попытался взреветь, конвульсивно дернулся и затих.

- Хорошие у него судороги! Скоротечные. Не иначе бруцеллез!?

- О, ему нужен только дружеский пинок под глушитель! - заверил шофер и выполз наружу.

Примерно со второго выхода машина вздрогнула, подумала и завелась.

Выбрызгав стылую ноябрьскую лужу на троицу задумчивых утренних алкашей, мы выскочили на проспект и резво покатили в сторону Триумфальной арки.

- Ну, ты великий шаман! - восхитился я. - И куда мы теперь?

- Рядом. Одно уютное местечко - московская резиденция компании "Фарма Трейд Интернейшнл". Тебя будут лицезреть, а затем дадут валюту.

- Стрипшоу?

- Экс-пе-ди-ци-я, - пояснил он тоном учителя младших классов.

- Но что-нибудь говорить мне нужно?

Веник натужно заскрипел сидением - это означало, что он небрежно развалился:

- Говорить буду я, а ты только улыбайся и делай вид, что всё понимаешь. Если правым глазом мигну, то подпишешь контракт, если левым - устроишь истерику. Смотри, не перепутай!

- Понял. Может, при входе песню спеть?

Партнер посмотрел на меня с сожалением:

- Не комплексуй. Практически, вопрос решен - твоя кандидатура фирму устраивает. Откровенно говоря, когда мы коснулись выбора напарника, на тебя указали раньше, чем я успел предложить. Даже удивительно, что они так хорошо информированы.

- В смысле?

- О наших с тобой достижениях. Разумеется, фирма располагала только сухими анкетными данными, но я добавил ряд ярких эпизодов из совместной научной деятельности…

- Представляю! - мне захотелось бежать. - Не иначе, как я трудился под твоим чутким руководством?

- Не понимаю, что тут обидного? Кто-то же должен быть главным! Короче, твой послужной список им известен, в том числе с моих слов. Их всё устраивает, хотя и с оговоркой…

Надо же - совсем как мою бывшую половину.

- С какой?

- Ну, они полностью доверяют моему выбору, потому что никого больше это не колышет. Возьму плохого напарника - мне же будет тяжелее. Взял бы жену, но негде!

Веник тоже всех устраивал с оговорками. И то не надолго.

Мы свернули, проскочили узкий дугообразный тоннель и вскоре припарковались напротив красивого трёхэтажного особняка с гипсовыми всадниками на циркульном фронтоне.

Никакой вывески над входом не было, но у резных дубовых дверей дежурил хмурый охранник в пятнистой униформе.

И откуда только берутся эти охранники? Вид у него был вовсе не грозный, а нелепый – как у пингвина в леопардовой шкуре. Тоже, наверное, замаскированный кандидат наук.

Липский молча кивнул ему и, с решительностью налогового инспектора, проследовал внутрь. А я просочился следом, испытывая маловразумительное желание извиниться и объяснить пингвину, что пришел по чистой случайности.

Миновав короткий коридор и ещё одну дверь, мы оказались в большом прямоугольном зале, разделенном на две половины черной пластиковой стойкой.

На противоположной стороне увлеченно болтали две высокомерные особы женского пола в индейской боевой раскраске, не удостоившие нас даже взглядом.

Почему-то я сразу решил, что они лесбиянки и, утратив естественный интерес, осмотрелся.

Безжизненный свет люминесцентных ламп резал глаза и проявлял погрешности декора, который, вместо подобающей солидности, придавал помещению вид вновь отремонтированного привокзального буфета. В лучших железнодорожных традициях пол здесь был покрыт уродливым рыжим ковролином, а стены убраны корзинками с искусственной зеленью и патологоанатомическими натюрмортами, изображавшими процесс гниения различной снеди.

Нет, неубедительно как-то проникал на родную землю иностранный капитал. По всему чувствуется, что с оговорками.

Липский, тем временем, деликатно кашлянул и постучал ключами по стойке, однако индейские жены не торопились заключать его в объятия.

- И пошли они, солнцем палимы, повторяя: "Суди его Бог"! - припомнил я.

- По-моему, тут явная натяжка, - возразил Веник. - Разве, отмахав тыщщу верст, крестьянин скажет: "Суди его Бог"? Нет, после такого перехода природный русский крестьянин должен сказать… - он призадумался.

Под воздействием изуверского дизайна во мне начала нарастать тупая, беспричинная злоба. И я неожиданно рявкнул:

- Девушки, пиво есть?

Те разом обернулись и с удивлением уставились на нас.

- Мы к господину Шривастава, - укоризненно глянув на меня, разрядил атмосферу партнер. - Наши фамилии Гвоздев и Липский.

Особа с прической как у Большого Змея пошушукалась с переговорным устройством, после чего из бокового коридора вышел другой академик в хаки и повёл нас запутанными переходами в недра транснациональной компании "Фарма Трейд".

Господин Шривастава ожидал нас в огромной, отделанной в стиле русского барокко комнате для приемов. Внешне он смахивал на молодого мангуста и за дело взялся с подобающей этому ловкому зверьку стремительностью: одним духом пожал нам руки, вручил визитку, предложил кресла и уселся сам.

Говорил он легко, с едва ощутимым акцентом:

- Hi, gentlemen! How are you doing, господин Гвоздев. Меня зовут Атэф. Мое краткое имя. Especially for friends. Зовите меня Атэф, хорошо?

Меня не обрадовал такой быстрый переход из варяг в греки. Выждав, на случай если он соберётся поместить ноги на стол, я ответил:

- ОК, господин Шривастава. А вы зовите меня просто "Гвоздь". It's my short name. Все близкие зовут меня "Гвоздь".

Мангуст на глазах превратился в выскочившего из норки и удивившегося миру суслика, а Липский незаметно наступил мне на ногу.

- Да, Атэф, у нас так принято. Меня тоже все называют "Веник". Для краткости.

Шривастава с сомнением покачал головой:

- Странные традиции. Кажется, вениками у вас подметают пол?

Я собрался спросить, для чего у них применяются атэфы, но Липский снова надавил ботинком:

- Мы не обижаемся. В русском языке даже слово "дурак" используется для поощрения. Например, когда я защитил диплом, в общаге все сказали: "Ну ты и дурак!" Это значит, что меня поздравили. Understand?

Тот слегка развел руками:

- У американцев тоже так принято. Слово "crazy" у них не несет негативной оценки. But come back to reality, gentlemen! - он потянулся к столу и открыл солидную, коричневую кожаную папку с золотым тиснением. - Господин Гвоздев, обычно мы проводим с кандидатами предварительное собеседование, но в вашем случае можно считать, что оно уже состоялось. Господин Липский достаточно проинформировал нас о ваших достоинствах, поэтому прошу ознакомиться с контрактом.

Мною в этот момент владели два равных по силе, но абсолютно несовместимых желания: получить работу, которая разом решала все жизненные трудности, и послать в Африку Атэфа, а самому продолжить повышение сантехнической квалификации. Возобладало первое, поскольку на его стороне оказался голос рассудка - тихий, но убедительный.

Я взял две прозрачные папки с разноцветными документами, отыскал нужные листы, подписал и вернул новому боссу. Не вышло из меня честного золотаря!

Шривастава быстро скользнул по мне цепкими карими бусинками и отдал одну обратно:

- Take it back. Это ваш экземпляр. Но не оставляйте дома, а возьмите с собой - документы вам потребуются. Теперь о деле: технические детали поездки мы уже обговаривали с господином Липским, поэтому повторяться не буду. Напомню только, что вы не должны разглашать информацию, связанную с работой на компанию. Это понятно?

Пришлось изобразить понимание с одновременной готовностью броситься на амбразуру. Сложная, на самом деле, эмоция - чуть скулы не вывихнул!

- Путешествие продлится месяцев пять-шесть. Как вы намерены объяснить друзьям и близким свое отсутствие?

- Некому объяснять. Соседка, которой я на время оставляю кошку, не интересуется причинами, а общаюсь я мало с кем.

- Ничего, - пришел на выручку партнер, - разбогатеешь, так и друзья появятся!

- А женщины? - не поведя бровью, уточнил Атэф. - Любовь, как это у вас принято?

- Теперь и у нас это принято делать за деньги. Чем мы хуже других?

В ответ босс старательно изобразил улыбку.

Взяв мой выездной паспорт, он нажал клавишу переговорного устройства и произнес несколько слов на неизвестном языке. Тут же к нам зашел облезлый пожилой мангуст с пачкой долларовых банкнот.

При виде кассира биолог-наводчик ехидно заулыбался.

Я расписался ещё раз, и деньги перекочевали в боковой карман, который едва не лопнул от неожиданности.

Шривастава поднялся.

- Мы должны получить необходимые въездные визы, поэтому паспорт пока останется у меня. Его вернут перед вылетом, вместе с билетами. Трёх дней на сборы вам достаточно?

Я кивнул. Мной овладели чувства, которые могут возникнуть у добропорядочной дамы при первом выходе на панель, и говорить с клиентом по душам не хотелось.

- Good. Если проблем с визами не возникнет, через два дня вылетаете в Лондон. В аэропорту Хитроу вас встретит наш представитель и передаст дальнейшие инструкции. Перед уходом оставьте секретарю телефон, чтобы вам организовали сопровождение в день отлета. Кроме того, не забудьте заполнить страховой полис. Желаю удачи! - он снова пожал нам руки и проводил до двери.

Как только мы оказались в коридоре, Липский обнял меня за плечи.

- А ты, оказывается, душка! Очаровал! Умеешь, хитрец, располагать людей.

Я собрался произнести что-нибудь многозначительное, типа "суди меня Бог" в развернутом виде, но тут появился запятнанный учеными степенями охранник и отконвоировал нас в вигвам с раскрашенными секретаршами.

- Девушки! У нас проблема! - радостно сообщил им Липский. - Этот джентльмен не знает, как ему лучше употребить три тысячи долларов. Можете чем-нибудь помочь? Проявить участие в судьбе внезапно разбогатевшего ближнего?

Девицы стыдливо потупили глазки, и стало ясно, что помочь они очень даже могут.

- Запишите его телефончик на случай внезапной идеи, - он продиктовал номер. - И, пожалуй, застрахуйте как следует. Всё-таки Москва! Столько сейчас венерических заболеваний…

Демонстрируя новое мышление, те вежливо хихикнули в ответ и рассыпали передо мной ворох цветных бумажек.

Под управлением поднаторевшего в юриспруденции товарища я быстро заполнил страховой полис и направился к выходу.

Не нравился я себе! Сказать, что чувствовал себя идиотом, значит ничего не сказать; однако, по мере удаления от офиса, уколы совести заметно ослабевали.

Веник догнал меня у машины, когда зловредная химера почти успокоилась.

- По какому поводу сотворили гнев? Ковровая дорожка у дверей не лежала? Отсутствовал духовой оркестр?

Можно подумать, я нарочно там выделывался! Просто характер такой.

- Вам этого не понять!

- Напротив, очень даже знакомые конвульсии. Картина называется "Бедный, но гордый русский презирает этово-тово". Ну, грузитесь в таксо или я ошибаюсь?

Почуяв наличные, автомобиль завёлся с полуоборота. Мы попытались перестроиться в левый ряд, но там с пулевым свистом проносились сверкающие тела престижных машин и двигаться пришлось у тротуара.

- Босс сказал, что в Лондоне нас встретит педераст. Зачем это, как ты думаешь? - озадачил я Веника.

- Зря радуешься. Он сказал "передаст". Представитель встретит нас в аэропорту и передаст инструкции. А тебе послышалось родное…

- Ничего подобного. Если встретит, как положено, то передаст. А если нет? Ну, кто он в тогда? Масон?

- Ерунда. Нас командирует не межрайонное аптечное объединение, а фирма с мировым именем! Соответственно статусу Сеньки прилагается головной… - он вдруг замолчал и, отвесив челюсть, уставился куда-то.

Я проследил за его взглядом и обнаружил впереди, у самого края дороги, двух симпатичных молоденьких путан. Вероятно, они только что вышли из ночного клуба, погасшие зеркальные витрины которого блестели неподалёку.

Темноволосая стояла чуть поодаль, спиной к нам, зябко кутаясь в воротник, а белокурая, то и дело уворачиваясь от ледяных брызг, с поднятой рукой пританцовывала на каменной бровке. Стройные фигуры и свободно увлекаемые ветром волосы девушек издали делали их похожими на молодые придорожные деревья, наперекор природе не сбросившие листву.

- Берём? - пересохшим голосом спросил начальник экспедиции.

- А как? Электрошокера-то нет у нас!

Но Веник меня уже не слышал. Он подрулил к путанкам, остановился так, что обтянутые колготками коленки блондинки почти упёрлись в боковое стекло, и закудахтал:

- Цып, цып, цып…

Однако, ни эффектный маневр, ни куртуазное приветствие массового выброса чепчиков не вызвали - девушка продолжала махать проезжающим автомобилям.

- Цып, цып, цып…

- Видишь ли, бройлер, с бордюра наш автомобиль плохо различим. Сливается с трассой, - объяснил я.

Липский потянулся вбок, приоткрыл правую дверь и, почти лёжа на мне, заорал:

- Девчата! Давайте к нам! Дело есть!

Те дружно расхохотались.

- Девчата! Серьёзно! Идите сюда! - продолжал надрываться Веник, пока над дверью не появилось улыбающееся личико белокурой путаны.

- Вас подтолкнуть? - вежливо спросила она и прыснула.

Тут же в машину заглянула её темноволосая спутница:

- Кончился бензин, господа?

Нимало не смутившись, Липский предложил:

- Девчата, поехали к нам. Дело на сто миллионов: мой друг, известный художник, лепит для Русского музея скульптурную композицию “Ужин на чердаке”, а наших штатных моделей сманил один бездарный выскочка. Представляете, нам осталось доваять какую-то ерунду, какие-то незначительные места, и такой удар! Маэстро в полном недоумении, а он, заметьте, просто сказочно богат. Просто фантастически богат этот живописец, этот Моня Клодельман. В семействе Моне он самый состоятельный. Едем!

- Так все же сказочно или фантастически? – уточнила брюнетка. – И чем именно мы можем ему помочь?

- Ну, ваять вас будем. В глине пока.

Ярко накрашенные губки брюнетки искривились в презрительной улыбке.

- Замечательно! Вам нужно доехать до Пушкинской площади. Возле метро найдёте девушек, дадите сто баксов и вас обслужат прямо в машине. Всего доброго!

Захлопнув дверь, она громко спросила:

- Катя, ты когда-нибудь видела таких малолитражных плейбоев?

Беленькая Катя рассмеялась, а я с удовлетворением повторил:

- Плейбой малолитражный! Картина под названием "Бедный, но гордый русский отвергает домогательства этово-тово".

- Обожди, щас мы их пленим богатством внутреннего мира. Дай-ка мне свою коллекцию монет! - напрягся Веник.

- Странно ты выбираешь спонсора! У меня, между прочим, из всего движимого имущества не продана только кошка.

- Не рыдай, люмпен, беру с возвратом. Как выразился известный камбоджийский миротворец Пол Пот, в жизни всегда должно быть место празднику.

Закусив губу, я протянул доллары.

- Веник, моя признательность тебе безгранична, но ты, наверное, не чистый бройлер, а какая-то помесь со страусом.

- Ты просто плохо меня знаешь. Ты видно думал обо мне одно, а на самом деле я - совсем другое. Просто раньше у меня никогда валюты не было!

Он вытряхнулся из машины и, размахивая купюрами, направился к путанкам.

Наблюдать за исчезновением внезапно появившихся денег не было сил. Отвернувшись, я стал придумывать теорию, согласно которой девицы послали бы Клодельмана во второй раз, но деньги сработали без осечки - через некоторое время мы уже ехали вчетвером.

- Вот, а ты говоришь - бомжей развозить..., - самодовольно бубнил Веник, пытаясь перестроиться под носом у солидного "Мерседеса" с затемненными стеклами и мигалкой на крыше. - Это же конверсионный автомобиль, последняя разработка ракетно-баллистического завода. Известный авиаконструктор Сухой заимствовал отсюда расположение лонжеронов и тупо перенёс на свой истребитель. К чему это привело? Увидите сами! Мы выедем на Садовое и взлетим!

"Мерседес" шарахнулся как от прокаженного, наддал и умчался, а Катя вежливо спросила:

- Скажите, вы не состоите на учёте у психиатра?

Я засмеялся и объяснил:

- Врачи от нас давно отказались. Но вы не волнуйтесь, Вениамин Моисеевич не агрессивен. Просто ему требуется финансовая разгрузка.

- Ха! И это говорит человек, у которого на уме только секс и деньги! – возмутился Клодельман. – Катюша, верите, у него на уме только секс и деньги!

Та повернулась к подруге:

- Маша, может, вернём им доллары и выйдем? Мне кажется, они какие-то не совсем нормальные типы. Зря мы со всем этим связались!

- Не волнуйся, Катя. Я уверена, они не опасны. Кроме того, в пятницу, не забудь, приезжает махарадж, - Маша зажгла тонкую чёрную сигарету, отчего салон тут же напитался странным запахом - терпким, пряным, притягательным и отталкивающим одновременно.

Пожалуй, это был не табак вовсе, а смесь каких-то экзотических трав. Новомодный наркотик, что ли?

- Не переживайте из-за ерунды, Катюша, - встрял скульптор-живописец, - вернуть всегда успеете. В крайнем случае, это можно сделать после банкета.

- А если мы немножко своих добавим, не будете возражать? - Маша отправила нам легкое облачко ароматного дыма.

Подъезжая к дому, Веник нагло подрезал путь белому лимузину, набитому клювастыми кавказцами в высоких каракулевых папахах. Тот резко затормозил и взвыл всеми сигналами и пассажирами одновременно.

- Нет, вы посмотрите: дипломатический корпус, а орут, как простые пожарные! - удивлялся Липский, выруливая на стоянку. - Чего же, в таком случае, ожидать от простых пожарных? Неужели этому обучают в медресе?

Пока он откидывал сидения и учтиво выковыривал длинные ноги девиц из обивки, мне удалось подняться в квартиру и собрать разбросанные по комнатам вещи. Когда прихожая наполнилась голосами, я заталкивал под диван последнюю грязную рубашку.

Не нравилось мне начало нашего путешествия, но деваться было некуда: кто девушке платит, тот её и танцует.

- Сергей Сергеевич! Народ требует хлеба и зрелищ! - легкий на помине, ввалился в комнату Веник.

- В меню только макароны и вид из окна.

- А вот мы сходим, проверим закрома, - он обернулся к дамам. - Машенька, вы под водку что больше предпочитаете? Килечку или же солёные огурчики?

- Под водку? А вы разве не одеколон пить будете? – оглядев обстановку, высокомерно спросила Маша.

Но смутить скульптора на моей памяти ещё никому не удавалось:

- Так, а что скажет Катюша?

- Спасибо. Я вообще не пью спиртного, - встряхнула та белой чёлкой.

- Вот и славно! Значит, мы с Сергеем Сергеевичем отправляемся в поход за кефиром и квашеной капустой, а вы приводите в порядок наше скромное ристалище.

- Никакое это не скромное ристалище, а самая настоящая конюшня. И как вам не стыдно в такой грязи кошек держать? - Катя поймала Бациллу, замурчавшую от прикосновения нежных женских пальцев, и стала её укачивать как младенца.

Тем временем Маша закончила осмотр квартиры и с некоторым сомнением заявила:

- Конечно, мы приберём ваши апартаменты, но это займёт не меньше часа. Если хотите, то становитесь в самую большую очередь, чтобы до двенадцати не возвращаться и нам не мешать.

Мы согласно выкатились из квартиры, но на лестнице я задержал Липского.

- Ну, почём сейчас размножение? Сколько ты им заплатил?

- По двести долларов, в соответствии с действующими тарифными ставками.

- Маловато. Пожалуй, я отваливаю к другому клиенту.

Он покровительственно похлопал меня по плечу.

- Не бойся, в обиде не будешь.

- Дело не в обиде. Просто я не одобряю твою затею. Не забудь дверь захлопнуть!

Я развернулся и хотел идти, но он поймал меня за локоть.

- Послушай, их двое, а я один. Ты не можешь бросить меня в такой аварийно-пикантной ситуации.

- Ещё как могу! Ты, когда звал их в машину, меня разве спрашивал?

Веник прямо зашелся от возмущения.

- Конечно! Я конкретно спросил: "Берём?", а ты начал умничать и пускать слюни. Взял бы и сказал: "Нет, не берём!". А ты что? Сначала науськивал и подначивал, а теперь в кусты?

- Ничего не в кусты! Просто мне неохота строить из себя этово-тово!

- Ну, знаешь, это будет натуральное свинство, если ты не останешься. Можешь не размножаться, если менталитет не позволяет, но поддержать компанию ты обязан, суди тебя Бог!

- А вот - не обязан!

В ответ длинные худые пальцы уцепились за мою пуговицу:

- Не придуривайся, ничего особенного от тебя не требуется! Развлечешь дам светским разговором, расскажешь что-нибудь смешное и поучительное. Например, тему своей докторской диссертации. Не думаю, что после этого кто-нибудь покусится на твою невинность.

- При чём тут невинность? Мне денег жалко!

- А, жалко, да? Я знал, что у тебя на уме только секс и деньги.

- Не секс а идиотизм. Корчишь из себя, я не знаю, султана Брунея, а за душой одни долги. Скажи честно, ты сигареты давно стрелять перестал?

- Чем это ты меня попрекаешь? Между прочим, я учёный, а не новый русский!

- Тогда носи табличку, а то тебя за кого угодно могут принять.

Тут его ушибло по-настоящему - даже пена в уголках рта выступила.

А мне плевать! Между прочим, я сознательно решил не гоняться за выгодами, а посвятить себя науке. Да, сейчас я стал нищим, но разве дело во мне? Не моя вина, что общество не может достойно обеспечить свой интеллектуальный потенциал, - войдя в раж, он стал сильно жестикулировать и сделался похож на горбатую ветряную мельницу.

От частых взмахов рук раритетное пальто - предмет его гордости уже лет десять - распахнулось и явило свету выбившуюся из штанов гипюровую рубашку, которую я подарил ему на день рождения. Тоже лет сколько-то назад, когда гипюровые рубашки были в моде.

Я попытался припомнить это время, но не смог.

- Вот и вёл бы себя соответственно, а не как директор платного туалета. Девочки, водочка… это что?

Словно защищаясь, он снова вскинул длинные руки.

- Это просто попытка выжить в дерьме. Глупая – согласен. Но, скажи, ты разве не чувствуешь, что это дерьмо нам всучили насильно? Взамен прежнего, которое нагло - среди бела дня и с участием спецназа - отобрали!

Надо же, в одной фразе уместил всю новейшую историю.

- Правду рёк, Козьма! Дурят народ!

- Нет, ты не увиливай! Скажи, кто сейчас раскатывает на иномарках? Или бандиты, или бандитские депутаты. А порядочные люди где? Расширяют метрополитен! Это факт или не факт?

- Это не факт, а всего лишь данность. И к тому же, ты теперь свободен. Вали куда хочешь! Куда душа пожелает.

- А на чём "валить"? Троллейбус, он тоже не бесплатный. И душа у меня желает не "валить", а поужинать в ресторане. С женой, между прочим. Душа у меня хочет жениться, завести детей, попугая и вот такую маленькую собаку! - пальцами он продемонстрировал желаемый размер собаки.

Из солидарности я тоже махнул рукой:

- Ладно, пусть будет маленькая собака, если ты решил начать именно с неё. Составлю тебе компанию. Но только не обольщайся насчет праздника, потому что он не наш. Чужой, поал?!

Мои слова оказали на начальника экспедиции сильное воздействие, но противоположное ожидаемому. В магазине, который считался одним из самых дорогих и престижных в Москве, мы провели значительно больше часа, и всё это время он разыгрывал взыскательного начальника тыла, инспектирующего подведомственную продовольственную базу.

[Shiko]

чёто не до конца.

[panda]

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Зато когда вернулись, в квартире никого кроме кошки не оказалось.

Полы сверкали первозданной чистотой, посуда была перемыта, в ванной царил идеальный порядок, и даже мои грязные рубашки оказались выстиранными. Но след путанок простыл.

- Здравствуйте, девочки, - оглядев пустую комнату, вежливо сказал Веник.

Свалив доставленный припас в угол, я принялся разгружать путешественника, с голодухи и от амбиций укомплектованного как продуктовая автолавка.

- Сейчас мы с приятелем немного потанцуем…

- Тебе пакет! – перебил я. Возле телевизора лежал обрывок газеты, по краю которого шла надпись, сделанная косметическим карандашом: "Господа плейбои! У нас важная встреча, извините. Позвоним вечером, когда освободимся"

- Шерше ля фам! - философски заметил Липский, ознакомившись с содержанием записки. - Нужно было их на замок закрыть.

- Не понимаю, чем ты собственно недоволен? Уборка сделана качественно. Четыре сотни, разумеется, дороговато, но ведь и время сейчас такое. Всё кусается, - я не особенно огорчился, поскольку со времен первомайских демонстраций мне претили массовые мероприятия - в том числе групповые.

- А может, позвонят? Как думаешь? - с надеждой спросил он, не желая мириться с облапошившей его реальностью.

- Вряд ли. Убирать больше нечего, рубашки постираны, что им ещё тут делать? Не любовью же, в конце концов, с тобой заниматься.

Он задумался, почесал затылок и с тяжелым вздохом произнес:

- Да, про любовь ты прав. Даже если бы они остались…

- Проблемы? - обрадовался я. – От простуды или на нервной почве?

- Сам ты! У меня просто подход особый - методологический, поэтому дальше разговоров дело не заходит. Прямо интимно-социальная психология какая-то!

- Новая наука? Все величайшие открытия как раз совершаются на стыке наук.

- Не наука, а натура странная - вот что! Понимаешь, я после первой рюмки забываюсь и неожиданно начинаю выяснять, почему они такие.

- Кто, тётки? – уточнил я, начав накрывать стол.

- Да. Что, например, их побуждает стать проститутками? - Веник переломил батон колбасы и, распахнув челюсти как на приеме у зубного врача, отправил одну половину в рот.

Я понаблюдал за исчезающим продуктом и спросил:

- Значит, ты типа как Фрейд, да? И что же их побуждает?

Отреагировал он с трудом и не сразу.

- Если честно - не помню. Я же на первой не останавливаюсь.

- Неужели?

- Ну! Однажды притащил домой сразу двоих, всю ночь проговорил с ними на нравственные темы, а утром - пожалуйте бриться: ни золотой цепочки, ни кожаной куртки, ни магнитофона!

- Магнитофон, наверное, был японский?

- Не в этом суть! Из всего душещипательного разговора помню только, как одна сказала: "Жизнь - сука, поэтому и мы такие". Остальное во мраке, даже как они уходили.

- Действительно, странная натура, - согласился я.

Закончив приготовления, мы сели за стол.

- Знаешь, а ведь хорошо, что они отвалили. Хоть раз наедимся по-человечески! – помечтал товарищ.

На самом деле он ошибался - наесться по-человечески удалось только Бацилле. Потому, что весь вечер и два следующих дня мы пили.

Когда раздался звонок из "Фарма Трейд" и секретарша поинтересовалась степенью нашей готовности, я честно ответил, что почти готовы.

Липский в этот момент спал на диване, в ногах у кошки, а та сосредоточенно слизывала со стоявшего на нем блюдечка засохшую паюсную икру. Картина называлась: “Бедный, но гордый русский выкармливает сиротку”

Договорившись по поводу машины, я отсадил Бациллу и принялся его расталкивать.

- Человек, а человек! Мужчина! В экспедицию собираетесь?

- Сам беги, сейчас твоя очередь.

- Нет, не за водкой! Я имею в виду Африку.

- О, Африка - это далеко, - он попытался снова опрокинуться на подушку, но был удержан за воротник.

- Тогда верните деньги в кассу!

- Что, уже надо ехать? - с трудом разлепив глаза и еле ворочая языком, спросил Веник.

- А как?! Оставаться больше неудобно.

Пока он мылся, я собрал оставшиеся продукты и отнес вместе с прилагающейся к ним кошкой соседке.

Прощание не было слёзным - Бацилла уже унюхала рыбу - и все же расставаться не хотелось. Я вообще не испытывал радостного подъема, который обычно сопутствует отъезжающим. Партнер, кажется, тоже.

Однако, когда за нами приехал микроавтобус, мы достигли нужной для транспортировки кондиции – классическая картина называлась: “И какой черт понес его на эту галеру!”

Сопровождающая, серьезная очкастая девушка по имени Мила, отдала нам паспорта и билеты на рейс авиакомпании "British Airways" до Лондона.

Едва автобус тронулся, Липский начал благодарить её, и закончил только в аэропорту, причём завершить последний комплимент до начала регистрации так и не успел.

Повезло ещё, что за заботу ей заплатила фирма. Я не жадный, но у нас к этому времени оставались слезы: на автобус и две подходящие для жилья картонные коробки.

И хорошо - сердце красавца следовало бы уподобить не майскому ветру, а курсу доллара: во время проверки паспортов он забыл о Миле и приклеился к симпатичной пограничнице, которой обещал писать ежедневно, умолял ждать и не встречаться с другими во время его отсутствия.

Я же, за время его отсутствия, успел отвыкнуть от повышенного сочувствия окружающих: мне казалось, что на каком-нибудь этапе досмотра нас заберут.

Не забрали. Зачли, что почти вся наличная валюта была добровольно оставлена внутри страны.

- Знаешь, мне надо попрактиковаться в английском! - заявил Веник, когда мы, в раздумье, расположились неподалеку от стойки бара. - И ты, как матерый отличник, обязан помочь. Разумеется, меня не интересуют всякие модальные глаголы, а только суть. Дословно! Например, как сказать "кусок дерьма"?

- Piece of shit. А почему ты именно с дерьма начинаешь? Готовишься к трудностям походной жизни?

- Нет, просто в западных странах все остальные эмоции можно передать с помощью кредитной карточки.

- Значит, моя помощь больше не нужна?

- Ну, хотелось бы запомнить несколько идиом, подчеркивающих высокое положение говорящего. Скажем, как обратиться к вождю дикого племени, чтобы он проникся?

Я припомнил краткий курс молодого бойца:

- Эй ты, дебил, скачи сюда!

- Будете что-нибудь заказывать? - угодливо посуетился бармен, по одежде и утомленному виду принявший нас за профессиональных уголовников.

Веник отрицательно мотнул головой.

- По-русски я и сам знаю! Ты на английский переведи.

- Если вождь дикий, то зачем? Всё равно не поймет.

Он хотел возразить, но тут объявили начало посадки, и жизнь вынудила нас заняться более существенными делами.

- Имей в виду, полиглот, дозаправка в воздухе - за счет авиации! - тоном бывалого путешественника предупредил Веник и засунул в карман коробочку бесплатных спичек. - Пора начинать жить по средствам.

[panda]

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Теория далеко не всегда подтверждается практикой - поживиться за счет авиации удалось лишь апельсиновым соком.

Долговязая стюардесса упорно не хотела понимать английский язык, причем ни в моем, ни в его вариантах. Перейдя на язык жестов, отчаявшийся Веник так самоотверженно щелкал по небритому горлу, что чуть не повредил кадык, и всё же превращения воды в вино не добился.

- Так, переходим к передаче мыслей на расстоянии! - скомандовал начальник экспедиции, застигнутый похмельем врасплох. - Ты смотри ей в затылок, точно под хвост, и транслируй насчет двойного виски, а я буду синхронно посылать эту же мысль в точку "зен-ши-цу" на позвоночнике.

- На каком языке транслировать?

- Безразлично - при телепатии распространяются не словоформы, а чистые идеи. В одной китайской книге описан случай, когда гуру мысленно заставил других монахов обосраться. Какие, по-твоему, слова он мог использовать?

- Да уж, - вынужденно согласился я.

Мы согласованно уставились ей в спину, причем, проследив за взглядом партнера, я определил местонахождение точки "зен-ши-цу". Оказывается, она располагалась в самом низу позвоночного столба.

И всё равно не подействовало!

- Маху дали, надо было на "Air France" добираться! Француженки не такие замороженные, как англичанки, - огорченно сказал Веник, обследовав обе половинки гипночуствительного места.

- Логично! - поддержал я. - И садиться нужно было не в хвосте, а возле кабины. Там и просторней, и безопасней.

- Ладно, скажи другое: как будет "умереть скоропостижной смертью"?

- To die in one's boots. Но если ты хочешь вызвать сочувствие, то используй выражение "to die in childbed", что означает "умереть от родов".

Вооруженный знаниями, он отправился исследовать салон первого класса и вернулся минут через тридцать в сопровождении трехстворчатого и двухэтажного громилы, одетого в шикарный, но почему-то легкий летний костюм.

Следом, под управлением безупречного стюарда, ехал громоздкий сервировочный столик с бесчисленным количеством закусок и напитков.

Громила оказался соотечественником и, вдобавок, свободно мыслящим человеком. Как мне показалось, отсидел он не меньше десяти лет, потому что знал наизусть "Евгения Онегина", цитировал Достоевского и, наверное, был бы полным совершенством, если бы книги в тюремной библиотеке подбирались системно.

Сейчас он летел в Англию охотиться на акул и спорил с Веником, утверждавшим, что в британских водах они не водятся.

Меня собирались избрать третейским судьёй, однако я уклонился, сказав, что мой главный эксперт по рыбам остался в Москве.

Саша Тверской, как звали нашего спасителя, взгрустнул и пообещал по возвращению оторвать чьи-то репродуктивные органы. Но, когда я предложил выпить за акул английского империализма, его настроение улучшилось.

И он заложил ногу за ногу, чудом не выпихнув сидящего впереди джентльмена.

В результате Сашиных манипуляций на свет появился плетеный из полосок крокодиловой кожи туфель, на постройку которого ушел, по-видимому, средних размеров аллигатор.

- Сам добывал? - уважительно спросил я, глядя на его ногу.

- Что? Шкары что ли? - уточнил он и слегка подтянул штанину.

- Нет, крокодила для туфель, - я не знал, что такое "шкары", но спрашивать постеснялся.

- Крокодила? Так это крокодил? Вот фраера дешевые! Прикинь, говорили, что из анаконды сделано. Весь Рим, мол, на уши поставили, пока нашли!

По его возмущенному тону я понял, что в Москве ещё кто-то утратит детородные функции. С ним трудно было общаться не в ущерб рождаемости.

Они с Веником заспорили, водятся ли в Италии анаконды, но тут возле наших сидений появилась пристыженная стюардесса с подносом, на котором стояли продолговатые стаканчики, на четверть заполненные коричневатой жидкостью.

Взяв один, Липский с подозрением понюхал напиток и объявил:

- Мне кажется, нас здесь хотят споить!

Истребив с нашей помощью доставленный продукт, Саша, которому сидеть в обычном кресле было затруднительно, принялся прощаться.

Наклонившись, он привлек меня к себе как бы для братского поцелуя и вдруг шепнул:

- Ты в курсе, что вас пасут?

Я поразился не столько его словам, сколько голосу, который внезапно сделался ясен и тверд.

- Как это? Зачем?

- Вам виднее, чего вы там набедокурили, - он отпустил мою шею, поднялся и ушел, заметно пошатываясь.

Я оглядел салон, но ничего подозрительного не обнаружил.

Пассажиры дремали или были заняты чтением, а стюардесса оживленно беседовала за занавеской с какой-то пожилой дамой. Никому не было до нас дела.

Решив не тревожить попусту Веника, который уже начал похрапывать, я закрыл глаза и погрузился в тяжелую, хмельную дрему.

Очнулись мы от жестокой тряски, которая сопутствовала маневрам снижающегося лайнера. Огромный самолет трясся и ходил ходуном, а плоскость крыла так вибрировала, что казалось, будто из неё вылетают заклепки.

Однако, ниже уровня облаков вибрация прекратилась, а через некоторое время мы ощутили упругий удар, после которого пассажиры дружно зааплодировали.

Выполнив торможение, "Боинг" свернул с посадочной полосы и начал выруливать к месту стоянки. Вскоре всех пригласили к выходу.

Мы пошли в потоке пассажиров и добрались до иммиграционной службы, где очередь разделилась: основная часть направилась к проходу с табличкой "Для граждан европейского сообщества", а возглавляемый Сашей Тверским хвостик потянулся к унизительной надписи "Прочие".

Тут я решил понаблюдать за попутчиками и задержал Липского:

- Ты не думаешь, что для конспирации нам следует взять псевдонимы? Как ни крути, мы на чужой территории!

- А, ты имеешь в виду секретные службы? Мудро. Я буду сэром Персивалем Мольтке, эсквайром!

- На эсквайра ты пальтом не вышел. Будешь просто Шерноблем Монэгрским, а я - графом Оливье.

- Я пальтом не вышел?! А на плащик свой, убитый горем, глаза обороти! Нет, я просто поражаюсь, как некоторые корчат из себя наследных принцев.

- Ладно, пускай я буду Миннегага Анатольевич Пэмосэд, а ты - кем хочешь.

Он поразмыслил немного и примирительно сказал:

- Чтоб никто не скулил от зависти, я буду маркизом Де Садуром, но ты можешь называть меня Садиком. Для краткости.

Законспирировавшись до неузнаваемости, мы успешно прошли таможенный досмотр – про наличие алкоголя в багаже нас даже не спросили.

- Смотри, смотри! – Веник указал рукой в сторону встречающих. – Настоящая светская дама! Из высшего общества.

В толпе выделялась эффектная, элегантно одетая шатенка с бумажным плакатиком, на котором корявыми русскими буквами были выведены наши фамилии. Как только мы приблизились, Липский попытался заключить девушку в объятия, но та испуганно отшатнулась и едва не закричала.

- Don't worry! We are all that you need… - струсил маркиз.

- Слава Богу! – по-русски ответила шатенка. - А я подумала, что вы из полиции. Господи, как же вы меня напугали!

- Опасаетесь полиции? С чего это вдруг? - удивился я.

Та слегка замялась:

- На самом деле - чепуха, женская мнительность. Просто у меня истёк срок пребывания, вот я и паникую.

- С нами вы можете ничего не бояться. Мы элементарно решим все ваши проблемы, - Липский всё-таки обнял её за плечи. - Скажите только, где здесь ближайший бар?

- Думаете, там можно продлить документы? - ядовито улыбнувшись, спросила девушка.

- Все формальности - после! Мы с товарищем едва не погибли в авиакатастрофе. Представляете, самолет начало трясти…

- Это заметно, - перебила она, высвобождаясь. - Руки у вас до сих пор дрожат! Я всё понимаю, господа, но у нас очень мало времени. Мы должны успеть на катер, а это в другом городе. Если хотите, возьмём успокаивающее по дороге.

Звали её Наташа. Сотрудником "Фарма Трейд" она не являлась, но за небольшую плату выполняла отдельные поручения. "Эскорт-сервис", как это здесь называлось.

По слишком уж скупым ответам приставучему маркизу можно было догадаться, что зарабатывала девушка не интеллектом, а в Англию приехала для повышения квалификации. Во всяком случае, в обществе незнакомых мужчин неловкости она не испытывала.

Погрузившись в голубой "Escort" с правым рулём, мы покинули Хитроу, через бристольское шоссе выбрались на кольцевую лондонскую дорогу, а с неё свернули на трассу, ведущую в Саутхемптон.

Катер, о котором говорила Наташа, загружался в порту Веймаус, на самом юге Англии. Он должен был доставить нас на зафрахтованное компанией экспедиционное судно.

Никакой другой информацией девушка не располагала.

Я собирался расспросить её поподробнее, но, впервые оказавшись на хорошо знакомой по литературным произведениям земле, залюбовался мелькавшими за окном видами.

Изрезанное оврагами холмистое плоскогорье, сплошь покрытое мелким кустарником и островками смешанного леса, образовывало типичный среднерусский пейзаж; только непривычная архитектура изредка попадавшихся построек напоминала об иностранном происхождении ландшафта, окрашенного природой в печальные осенние цвета.

Скоростная многополосная автострада была проложена вдали от городов и поселков, поэтому окрестности ничто не оживляло, кроме разрозненных вороньих стай, усыпавших раскидистые, вековые деревья у обочины и перелетавших с места на место среди больших обработанных полей.

Де Садур пытался приставать к водителю, но скорость на идеальном асфальтовом покрытии показалась ему неприлично высокой, и он затаился, выжидая более подходящего для экзекуции момента.

Наташа включила радиоприемник; несколько часов мы провели в молчании, слушая передачи местных радиостанций и наблюдая живописные английские земли под нахмуренным, начинающим темнеть небом.

Где-то под Веймаусом нас накрыло ливнем; струи за стеклами встали стеной, и я не заметил, как мы оказались в городе.

К этому времени стемнело, но Наташа прекрасно ориентировалась и, покружив по кривым, узким улицам, выехала на старинную набережную с булыжной мостовой и грубым каменным парапетом.

Время едва перевалило за десять, но ливень смыл с тротуара прохожих. Сочетание средневековой архитектуры, безлюдья и отсутствия неоновых витрин на фасадах ненавязчиво заставляло верить, будто мы чудом переместились в эпоху географических открытий.

Теперь машина двигалась вдоль извилистого канала, змеей втянувшегося в исторический центр: к одной стороне улицы приклеились разнокалиберные катера и яхты, а параллельно им, через дорогу, чередовались бары, ресторанчики и антикварные лавки. Легко было представить, что навстречу вот-вот вывернет какой-нибудь вальяжный пароконный экипаж.

Доехав почти до самого моря, мы остановились возле горбатого разводного моста и Наташа, попросив подождать, вышла из машины.

Едва она скрылась, маркиз ринулся в ближайший паб и притащил виски "Black label".

- Смотри! - с гордостью продемонстрировал он улов. - Это тебе не московская многофункциональная смесь типа "смерть насекомым", а натуральная "Чёрная метка". Традиционный напиток корсаров и флибустьеров, к числу которых я принадлежал в прошлой жизни. Кстати, ты когда-нибудь обращал внимание на форму моего носа?

- Нет, пока только на цвет. А в чем дело?

- В том, что у меня классический римский нос. Посмотри внимательно!

Я взглянул на торжественно демонстрируемый профиль:

- Действительно, римский. Только относится к периоду упадка и заката империи.

Тут из ночного дождя появилась наша спутница в сопровождении какого-то субъекта, закованного в рыбацкий плащ с островерхим, закрывающим лицо, капюшоном.

Мы вышли навстречу.

- Познакомьтесь, господа! Это капитан О'Нейл, - тоном профессионального экскурсовода сказала Наташа. - На его катере вы доберетесь до парохода. Там есть русский инструктор от "Фарма Трейд" - капитан уже связывался с ним по радио.

Мы представились, по очереди пожав твердую капитанскую ладонь.

- Ну, я свою работу выполнила, - теперь в ее голосе послышалось обидное для нас удовлетворение. - Если претензий нет, давайте прощаться. Желаю хорошо заработать и побыстрее вернуться домой!

Поблагодарив, мы забрали сумки и двинулись вслед за капитаном, а автомобиль унесся в сторону залива.

Пройдя метров пятьдесят, англичанин ловко перелез через парапет и спустился на палубу крохотного рыболовного суденышка.

Я с сумками, а потом и маркиз с бутылкой полезли следом.

Как только мы оказались на борту, матросы начали баграми отталкиваться от причала. Обросшая водорослями кладка отодвинулась и растворилась в темных дождевых струях, а кораблик задрожал, напрягся и выкатился на середину канала.

Мы поплыли в сторону моря, навстречу вспышкам маяка, оставляя за собой разноцветные огоньки светофоров и развесистые белые гирлянды уличных фонарей ночного города.

Закончив работу, один из матросов подошел и жестами пригласил нас куда-то.

Мы спустились в тесный кубрик - здесь было сухо и тепло, но пахло почему-то не рыбой, а мышами.

Матрос достал из шкафчика чайник, банку кофе и стаканчик с сахарным песком, а Липский выудил из кармана бутылку.

Я думал, что мореплаватель обрадуется целебному напитку, но тот отрицательно замотал капюшоном, пробормотал нечто нечленораздельное и улизнул.

- Как установлено последними исследованиями, в этой стране никто не владеет английским языком, - сказал после беспрецедентного ухода Веник.

Выйдя из бухты, судно начало плавно переваливаться с боку на бок на пологой волне, и мне пришлось переставить чайник в специальное углубление.

Выпив горячего кофе с добавлением виски, мы убрали посуду в шкаф и развалились на широких деревянных скамейках.

Усталость от долгого, наполненного событиями дня дала себя знать и быстро навеяла сон.

[panda]

ГЛАВА ПЯТАЯ

- Russians! Russians! Get up! - кто-то потряс меня за плечо.

Вынырнув из небытия, я обнаружил склонившегося надо мной О'Нейла, похожего в своем железобетонном плаще на статую Командора.

Встретив мой взгляд, он кивнул на иллюминатор, в котором виднелся белый борт стоявшего рядом парохода.

Я встал, ускоренно растолкал Липского, и мы поднялись на палубу.

Уже рассвело, но над водой висел густой, вязкий туман, скрывавший от нас контуры огромного корабля, к которому приткнулось суденышко О'Нейла.

- "Мицар", - задрав голову, Веник прочитал слово на красном спасательном круге. – Кажется, так называлась самая быстрая шхуна Колумба.

- Попал пальцем в небо! Это название звезды. Кажется.

- По-твоему, Колумб не мог назвать самую быструю из своих шхун в честь звезды?

Тут до нас донеслись чьи-то голоса, и с борта, грохоча, посыпалась веревочная лестница с деревянными поперечинами. Следом спустили страховочный пояс.

О'Нейл подвел Липского к болтающимся ступенькам, тщательно застегнул пояс и дал знак подниматься.

Маркиз вцепился в просмоленные веревки и полез, усердно перебирая длинными худыми конечностями. Снизу он походил на гигантского комара корамору, путешествующего по оконному стеклу.

Взбираясь следом, я самокритично думал, что со стороны больше напоминаю паука-птицелова. С учетом пропорций, разумеется.

На палубе "Мицара" меня встречали две стройные молодые женщины в белых кимоно и благообразный, лысоватый старик в спортивном костюме. Веника рядом не оказалось.

Как только я перевалился через борт, одна из них, симпатичная кареглазая блондинка, помогла мне освободиться от пояса, а старик протянул пухлую ладонь:

- Поздравляю с прибытием, господин ученый. Зовут нас Сперанский, Федор Федорович. Назначен вашим, значить, куратором.

- Гвоздев, Сергей Сергеевич, - представился я и огляделся. - А где господин Липский?

- Уже в каюте. Пойдемте, я и ваше пристанище покажу, - он помедлил. - Да, чтобы не забыть, дайте паспорт - нужно внести вас в судовую роль. Очень важный момент, значить.

Я протянул паспорт и обернулся, чтобы взглянуть на блондинку, от случайных прикосновений которой только что слетал на седьмое небо.

Она стояла, облокотившись на поручень, и пристально смотрела на меня. К сожалению, не завлекающим взором – скорее изучала.

“Изящная кошечка… - странно, что Веник отлип”, - я стал искать его прячущимся за каким-нибудь сооружением, но Сперанский потянул за рукав и повел в снежно-белую корабельную надстройку.

Попав внутрь, мы оказались в длинном коридоре, устланном толстыми восточными коврами. С одной его стороны тянулся ряд одинаковых дубовых дверей, а с другой, за полупрозрачной стеной из органического стекла, цвели залитые потоками света экзотические растения.

Когда мы дошли до двери с номером 52 на круглой бронзовой табличке, Федор Федорович остановился.

- Должен предупредить, молодой человек, что тут полным-полно новомодных технических штучек, - он тяжко вздохнул, как бы не очень их одобряя. - Я имею в виду всякие пакости, с которыми вы раньше никогда не сталкивались.

- То есть? - вступление меня жутко заинтриговало.

- А вот! - он указал на табличку. – Двери, значить, открываются не ключами как у людей, а голосом. Здесь на каждой двери стоит маленький микрофон, соединенный с компьютером. Тот, значить, думает. Если есть разрешение начальства, то дверь откроется. А если нет - хоть молотком стучите! Поняли?

Я кивнул.

- Вот и хорошо. Сейчас, значить, я скажу компьютеру, чтобы он дверь открыл, а потом будете сами командовать. Когда ваш голос на микрофон запишут. Как по-английски пятьдесят два?

- Fifty-two.

Куратор достал пухлый блокнот и, ведя по странице пальцем, прочел:

- Computer. Open the door fifty-two.

Его произношение не показалось мне академическим, однако тут же последовал приглушенный металлический щелчок.

- Слышали? - радостно спросил Сперанский. - Замок автоматически открылся! Точно как в сказке про “Сим-Сим”. Помните: “Сим-Сим, открой дверь! Сим-Сим, закрой дверь!” Очень глупая сказка. Помните?

- Помню, Федор Федорович. А "Мицар" идет в Лагос? И хотелось бы узнать цель экспедиции - в Москве нам так ничего и не сказали.

- Ну, еще поговорим, - он явно намеревался смыться, - еще будет время для обстоятельной беседы. А сейчас, значить, у меня срочных дел невпроворот. Вы лучше помойтесь да отоспитесь с дальней дороги.

- Тогда я бы переодеться хотел.

- Вещи принесут, не беспокойтесь. И к завтраку позовут. Там на стенке телевизор - сам включается. Он, значить, у нас вместо телефона. Техническое новшество, значить. Вы меня видите, я вас вижу, и к тому же разговариваем.

- Ну хорошо, - не стал настаивать я и тронул бронзовую ручку. - А как мне Липскому позвонить?

- Не надоел приятель за столько-то времени? Нет, пока ваш голос на микрофон не запишут, никуда вы звонить не сможете. Спите, значить, а я пойду. Дел навалилось, - он поплелся к выходу.

А я открыл дверь и зашел в каюту.

Убранство поразило великолепием.

Стены были украшены гобеленами, а потолок задрапирован вышитым под звездное небо атласом. В центре стоял резной письменный стол, инкрустированный красным деревом, за ним полукруглый кожаный диван, а огромная кровать пряталась в алькове, убранном кружевами.

Большую часть противоположной стены занимал встроенный экран, на котором мелькали кадры порнографического фильма.

- Ещё бы ту блондинку сюда… - тут же шепнул мне нахальный внутренний голос.

- Ага! Варьете не хочешь? – поинтересовался я и, не дождавшись ответа, зашел в ванную.

Здесь роскошь отделки просто превосходила мое совковое воображение!

Глубокая сидячая ванна была отделана золотом и малахитом, а стены представляли собой единое мозаичное панно: сказочный подводный мир с соблазнительными русалками на переднем плане.

В шкафчике над малахитовой умывальной раковиной оказались бритвенный прибор, зубная щетка и такое количество парфюмерии, что при других обстоятельствах можно было бы открывать мелкооптовую торговлю.

А рядом с настенным зеркалом, оправленным в ажурную позолоченную раму, висел махровый купальный халат – предел мечтаний.

Приняв душ, я накинул это сказочное одеяние и, впервые в жизни ощутив себя кандидатом наук, отправился исследовать каюту.

- А в чем, собственно, дело? – выступил внутренний голос, когда я плюхнулся на диван. – Может, тут весь экипаж из стариков и женщин. Не зря же она так смотрела…

В первом ящике письменного стола обнаружился маленький пульт дистанционного управления и Коран в кожаном переплете.

- Может, они уже год в рейсе. Или два! – не унимался голос.

- Так нужно хорошенько закрываться! - посоветовал я и полез во второй ящик. – Разорвут…

Тут по каюте проплыл мелодичный звон, и вместо призывно вздрагивающей попки на экране появилось курносое лицо куратора.

- Сергей Сергеевич, тут вопросики кой-какие по анкете имеются. Не возьметесь ли уточнить?

- С удовольствием, Федор Федорович.

- Назовите, значить, поточнее организации и другие ведомства, в которых вы работали после окончания диплома, - он, как мне показалось, приготовился писать.

- Институт вирусологии имени Ивановского, Всесоюзный институт гриппа в Ленинграде, Институт вирусных инфекций в Свердловске и НИИ вирусных препаратов в Москве, - медленно перечислил я.

- Так. Правильно. А последняя, как говорится, должность?

- Старший научный сотрудник. А вы, я не понял, проверяете меня что ли?

- Интересуюсь не от себя лично! - он полистал какие-то бумаженции. - Диссертация ваша как называется?

А вот этого я не люблю! Ничего секретного в моей работе нет, но с мангустами мы так не договаривались.

- Название длинное, узкопрофессиональное и абсолютно ничего вам не скажет. К тому же, работа всё равно не была допущена к защите. А что, это имеет отношение к экспедиции?

- Ну, мы ещё увидим - имеет или не имеет. Это как начальство скажет. А вы мне лучше объясните попроще, без всяких там терминов и аминокислот, почему вашу диссертацию защищаться не допустили. Что это вы такое открыли, значить?

Терпеть не могу, когда со мной так разговаривают! Во мне сразу просыпается дух противоречия и провоцирует на неэтичные высказывания.

Но с первых шагов конфликтовать не хотелось:

- Боюсь, что без аминокислот не получится. Я как раз и работал над наследственным веществом вируса гриппа - его рибонуклеиновой кислотой.

- Ну, всё равно, не стесняйтесь, рассказывайте! - Федор Федорович сделал приглашающий жест рукой.

Типичный придурок. Хотя такие вот не агрессивны сами по себе, а только волею пославшего их начальства. Поладим как-нибудь:

- Ну, попробую. В двух словах, да?

Научный руководитель кивнул.

- Скажите, вы гриппом болели?

- В Москве, значить, болел регулярно. Каждый год на больничном листе сколько-нибудь просиживал.

- А если каждый год, то, наверное, помните, что болезнь протекала по-разному? Например, один раз грудь больше болела, а другой - голова и горло?

- Правду говорите! В один раз чуть не помер от температуры – так прихватило. А потом ничего, Бог миловал. Покашляешь с недельку, носом пошмыгаешь и вперед! По зову, значить, родной партии и на благо трудового народа.

- И куда, если не секрет, звала вас партия? Не по торговой части?

Сперанский немедленно надул щеки:

- Нет, выше берите - я в горкоме работал, под руководством самого Борис Николаича. А после был брошен в Государственную Думу. К чему это вы спрашиваете?

- Так просто. Санитарно-эпидемиологическую обстановку в квартире уточняю.

- Ну, лечили нас отменно! За всеми, значить, обеспечивали личный персональный уход и бесплатные лекарства от всех недугов. Врачи очень внимательные были, - в его голосе послышалось сожаление.

- Оказывается, вам можно позавидовать. А не слышали от своих внимательных врачей, что грипп бывает разный?

- Как не слышать? В газетах и то писали: вирус “А” и вирус “Б”, - он замялся, - сидели, значить, на трубе.

- Вот и славно! Теперь вижу, что вашего уровня знаний вполне достаточно для понимания моей гипотезы.

Дело в том, что вирус гриппа при разных неблагоприятных условиях, например, под воздействием антител человеческого организма, может менять свою внутреннюю структуру. То есть, производить перегруппировку фрагментов рибонуклеиновой кислоты и приобретать новые болезнетворные свойства. В результате, возникает как бы новый тип вируса, на который уже не действует прежний иммунитет, а поскольку РНК гриппа состоит из шести фрагментов, можно ожидать любую из нескольких сот вероятных перегруппировок…

- Да я не знаю, что это за рибуклиновая кислота такая, черт бы её взял! - перебил куратор. - Вы уж, господин ученый, попонятнее как-нибудь! Мне ведь не для себя надо, мне потом начальству докладывать.

- А про кислоту уже всё. Симптомы у гриппа разные потому, что возбудители обладают различными болезнетворными свойствами, хотя и происходят от одного исходного вируса.

Пандемии, то есть массовые заболевания, вызывались только несколькими штаммами, хотя количество теоретически возможных мутаций огромно.

Я предположил, что один из вирусов-мутантов может поражать клетки головного мозга и, проанализировав статистические данные, установил, что между вспышками гриппа и случаями заболевания шизофренией очень высокий коэффициент корреляции.

Моя книга и развивала эту тему, но на кафедре идею не поддержали. Вот, собственно, вкратце.

Федор Федорович вытер лоб носовым платком и, покопавшись где-то, показал оригинал-макет книги с моими собственноручными пометками на полях:

- Ваше детище, господин ученый?

- Как это?! - я испытал легкий шок.

Экземпляр хранился в сейфе заведующего кафедрой и был снабжен обычным у нас грифом "Для служебного пользования".

- Деньги, уважаемый Сергей Сергеевич! Деньги, значить, в России решают всё. Там сейчас такая пандемия, что можно по дешевке прикупить хоть министра, хоть ракету, хоть черта в ступе. А ваша книжка про шизофреников - так, мелочь. По пятаку пара!

- Но зачем "Фарма Трейд"…

- Давайте договоримся! - перебил он. - Никакой "Фарма Трейд" больше нет. Считайте, значить, что она разорилась. Вместо неё есть "Мицар", а на нем лаборатория, где вам предлагают работать по специальности. Платить будут пятнадцать тысяч долларов в месяц переводом на личный счет. В швейцарском банке, или, значить, в любом другом.

А здесь, на пароходе, деньги вам не понадобятся. Здесь будете жить как у Христа, - он вдруг замялся, - то есть, как у Бога за пазухой! Женщин, значить, навалом, одна лучше другой, а кормят прямо на убой, только без свинины. Свинины нет и алкоголя, зато все остальные продукты…

- Да бросьте вы продукты! - не выдержал я. - Лучше скажите: что за работа и на кого? Если это связано с государственной тайной…

- А вы меня не перекрикивайте! Не по чину, да и молоды ещё! Слушайте себе и мотайте на ус.

Не всё так просто, как, значить, вам кажется. Если вы на наше предложение не откликнетесь, принуждать, конечно, никто не станет. Но домой будете добираться самостоятельно. То есть вплавь! А мы других химиков поищем. Улавливаете намек?

Я не нашел в себе силы для героического плевка и промолчал.

- А про государственную тайну мне ничего не известно! Может и есть какая-нибудь, но только выдавать её не обязательно. Да и некому - кроме вас с господином Липским здесь других таких врачей нету. Нам, значить, военные секреты и научные диспуты не нужны. Нам результат нужен. Вот вы писали про вирус для шизофреников, так вы его и добудьте! - он потряс моей не изданной книгой.

- Секреты вас не интересуют, а интересует что-то вроде бактериологического оружия, так?

Сперанский взбеленился:

- Что и зачем нас интересует - не вашего ума дело! Вы, главное дело, микробов своих рассадите по пробиркам и подпишите, который как правильно называется. А уж начальство решит - оружие оно или не оружие. Говорю же, не про это надо усиленно думать, а про собственное, значить, благополучие!

Вняв призыву, я задумался. Если здесь разрабатывалось оружие, то почему привлекли нас с Веником? Мы никогда в этой области не работали и никакими специальными знаниями не обладали. Неужели какую-то роль сыграла моя диссертация?

- Ну, решайтесь скорее, господин Гвоздев! - нетерпеливо заерзал куратор. - Если не согласны, то мы вас сейчас отпустим. Только учтите, катер ушел, а до берега километров сто с гаком. Поплывете или как?

- Говорили тебе, дятел, что ты дятел! – мстительно шепнул внутренний голос.

- Что? – нагонял жути Сперанский. – Плывем?

- Я плавать не умею, поэтому – “или как”. Точнее, “или как” плюс доллары в швейцарском банке.

- Вот и молодцы! Только смотрите, чтоб без дураков.

- Пятнадцать тысяч, слышал? – спросил я у мудрого голоса. – И женщины, и продукты! Так кто дятел-то?

- Сами понимаете, сразу доверия вам никто не окажет…

- Птица. И друг твой тоже! – огрызнулся голос. – В гинекологию надо было идти, с вашими умами. Чтоб лицом к предмету!

- …но при успешных результатах, значить, вашего плодотворного сотрудничества начальство сделает выводы. А пока под наблюдением побудете.

- А что за работы здесь ведутся? И какой стране принадлежит корабль?

- Никакой. "Мицар" сам по себе страна, а принадлежит частному лицу. Хозяина, значить, так и зовут - господин Президент, хотя на самом деле он здесь не президент, а царь и бог. Страна у него не велика по размеру, в ООН не входит, но интересы имеет. Улавливаете намек?

Я кивнул, хотя намека не уловил.

- Повсюду, значить, интересы: во всех материках и континентах. И купцы ездят - такое производство налажено!

- Производство чего? Наркотиков?

- Сами вы наркотик ходячий! Думаете, никто не знает, как вы с дружком два дня и две ночи за коньяками бегали? И над животным домашним измывались: ученую степень присваивали и в Академию Наук избирали.

- Микрофон в квартире спрятали? - поразился я. - Значит девицы, которых мы по дороге подобрали, тоже ваши? Ну а если бы мы в тот раз мимо проехали?

- “Проехали - не проехали”, - передразнил Сперанский, - тоже ещё умник выискался.

- Вот, а я тебе про что! – подкеросинил голос.

- Я же толкую, что тут не в бирюльки играют! В серьёзных делах, значить, ошибок не бывает, потому как большие деньги туда вложены. Миллиарды, значить, денег. Намек улавливаете?

- Теперь да, улавливаю. А с Липским уже говорили? И что за работа, скажите поконкретнее. Что от нас требуется? Мы ведь, даже если захотим, можем и не справиться.

- Справитесь! - он вновь обтер платком вспотевший лоб. - Вас же не случайно сюда привезли. Был тут один ученый, доктор Мюссе, царство ему небесное - утонул во время шторма.

- Не прошел собеседование?

- Нет, он по своей воле утонул! Он тут после Президента вторым лицом числился и его личным другом. Много лет знакомы, воевали вместе, ну, и во всех делах были заодно. Большой, значить, человек. Вот он и разводил этих самых вирусов.

- На продажу, что ли?

- Ну, зачем ему эта пакость понадобилась, я не знаю - в дела начальства нос не сую - но, про между прочим, доктор вашими работами значительно интересовался. Книжку приказал выкупить из института, да и вообще - уважал. Заочно, значить.

- А зачем же вы…

- Про диссертацию? Только для виду, чтобы вы дурака не валяли и не отнекивались, случись чего.

А по правде-то, вы личность давно известная. Когда с доктором несчастье случилось, Президент сразу о вас подумал, чтобы, значить, было кому работу продолжить.

- Конечно, я польщен, но…

- Да не нокайте вы! - снова вспыхнул он. - Чем острить, сначала разберитесь, что к чему. Значить, там, в столе, в ящике, лежит маленький компьютер, куда покойник отчёты по опытам записывал. Включайте и занимайтесь: всё равно вам до завтрашнего утра под замком находиться… Пока газеты по факсу не получим.

- А как же мне Липского увидеть? Я без него работать не стану.

- Что вы переживаете? Уже говорил с ним, убедил, хотя, в чем тут убеждать - ежику понятно, что другого выхода нету! Значить, он тоже согласен, но для вас обоих полезнее будет, если денек взаперти посидите. Пока головы не остынут!

Рассудив, что расспрашивать его бессмысленно, я открыл ящик, вытащил ноутбук и поставил перед собой.

Сперанский закивал головой:

- Правильно, Сергей Сергеевич. Изучайте фронт работы и не тушуйтесь. Всё, значить, образуется. Там в холодильнике продукты, деликатесы всякие и даже бутылочка от господина Президента! Хотя алкоголь здесь строго-настрого воспрещен, они велели сделать исключение, чтобы вас, значить, в день приезда не буравили дурные мысли.

- А свинины там, по случаю, нет? И потом, вы обещали мои вещи принести. Хотелось бы переодеться.

- На дезинфекции вещи, - поросячьи глазки на экране как-то нехорошо забегали, - дождитесь уже до завтра.

Что-то тут не так с вещами - блох у нас с маркизом сроду не было. Не говоря уже о Бацилле.

- Утром я наведаюсь, ну и договоримся. Да, а если с багажом что случится, получите, значить, компенсацию в полном размере. Опись у меня имеется.

Он показал какой-то листок с отпечатанным текстом и отключился.

Экран подмигнул как заправский сутенер, и вместо физиономии Федора Федоровича опять появилась волнующаяся попка.

Я встал и прошелся по каюте.

Возле дивана находился не замеченный прежде минибар, забитый морскими деликатесами, свежими фруктами и большим количеством безалкогольных напитков.

Президентский подарок пришелся как нельзя кстати - дурные мысли буравили не переставая. С ним я и сел за компьютер.

Словно посетовав на исходящие от меня испарения, ноутбук жалобно пискнул, замигал индикаторами и, закончив внутренние проверки, вывел на дисплей заставку в виде посаженной на кол ведьмы.

Ведьма, разумеется, была молодой, привлекательной и извивалась на острие весьма эротично. Хозяин, как видно, был нравственным человеком.

Дав бедняжке успокоиться, я вошел в меню и начал просматривать содержимое жесткого диска.

Никаких признаков систематизации ни в рабочих документах, ни в именах файлов и каталогов мне обнаружить не удалось - диск представлял собой подобие домашнего альбома с не разобранными по датам фотографиями, где снимки членов семьи чередуются с карточками давно забытых соседей, неприлично дальних родственников и никому не известных близких друзей.

Я находил здесь и снятые со сканирующего микроскопа объемные изображения вирусов с деталями структуры наружной поверхности, и расчеты молекулярного веса вирионов, и описания различных штаммов, однако целостной картины об исследованиях таинственного доктора так и не составил.

За четыре часа удалось только установить, что его научные интересы были необычайно широкими: объектами изучения являлись безвредные кишечные вирусы Коксаки, смертельно опасный вирус Эбола, штаммы паралитического полиомиелита и его же вакцинный вирус, не обладающий болезнетворностью, а также огромное количество мутантов кори, оспы и энцефалита. Но с какой целью проделывалась работа я так и не уяснил - беспорядочно собранная информация хранила тайны надежнее всякого шифра.

Освежившись под душем, я снова сел за компьютер и, тыкая наугад, добрался до подкаталога "toykey": в нем содержалась корреспонденция.

Первым оказалось факсимильное письмо, посланное, согласно заголовку, 20 февраля 1991 года из Кувейта в Басру, в иракское представительство компании "Aster medicine".

"Дорогой Брат! Тупоголовый проиграл в этой заварухе: его военная доктрина не стоит даже каши, которую он сожрал в советском колледже.

В качестве гарнира Москва поставила ему танки, которые чего-то стоили, пока не выезжали за ворота.

Сандвичи сжигают их по сотне в день; Тупоголовый должен радоваться, что не отпустил из гарема все свои четыре тысячи, иначе ему пришлось бы давить курдов ночными тапочками.

По велению Аллаха мир изменился и теперь не пушки, а "умные ракеты" решают судьбу сражений. Эти ракеты – настоящее чудо!

Как только сандвичи узнают, где прячется Тупоголовый, они, я думаю, пришлют парочку таких, которые наводятся по телевизору.

Если застанут его в сортире, CNN заплатит хорошие деньги за трансляцию последних кадров!

Теперь о наших делах:

Когда загорелись скважины, город накрыло черным дымом, и мы не стали ждать ночи. Кострикис взорвал грузовик перед "Всемирным Банком", но это сошло за бомбовый удар, и никто не помешал нам туда проникнуть.

Можешь представить - в сейфах не оказалось даже дохлой крысы! Непонятно, для чего с августа там держали два десятка безмозглых охранников.

Но Аллах послал нам удачу во дворце шейха Размара, который удрал из Кувейта после первой же бомбежки.

Мы, наконец, отыскали библиотеку епископа Малеструа!

Это тридцать две старинные книги, часть из которых рукописные.

В жизни не держал в руках ничего более мерзостного! Я спалил бы их вместе с домом, если бы не знал, сколько ты дал Осборну за информацию о покупателе.

Кроме того, там оказались коллекции золотых монет и украшений, которые мы тоже прихватили для тебя, но самой ценной находкой я считаю картины!

Библиотекарь Размара сказал, что они ни разу не выставлялись и могут стоить сотни миллионов долларов.

Мы закопали всё это на побережье, потому что дорога в Басру обстреливается и пользоваться ей опасно.

Кажется, наша миссия окончена.

Со дня на день здесь ждут парашютистов, поэтому мы собираемся сматываться. Будем выбираться с беженцами через Аравию и Египет.

Желаю тебе здоровья и долголетия. Халиль."

- Попался, дятел! – позлорадствовал внутренний голос, когда я закончил чтение. – Ну, кто теперь будет кошку кормить?

- Придумаем что-нибудь, - отмахнулся я.

- Придумаете вы, пожалуй. Говорил, надо было на гинекологов учиться! С такими талантами…

- Ничего, мы ещё повоюем.

- …только лицом к предмету!

Я промолчал, налил кофе и открыл следующий файл.

Этот факс отправили 6 марта 1991 года из каирского отеля "Сириамис".

"Дорогой Брат, Аллах вознаградил меня за доброту и человеколюбие! Раздели мою радость: один из наших врагов скоро предстанет перед Всевышним.

В Кувейте я подобрал красивую молодую китаянку с ребенком, муж которой сбежал во время вторжения, и почти два месяца держал при себе. Она искусна в любви и знает, как порадовать мужчину.

Когда мы уезжали, китаянка умоляла не бросать её под бомбами и увезти в Египет. Слава Аллаху, я согласился!

В Каире мы узнали, что в "Сириамисе" остановился Алан Брукс из департамента юстиции. Пресса обожает подлого шакала: газеты сообщали о каждом его шаге.

Это было нам на руку, и я решил попытать счастье.

Усыпив китаянку, Азиза привила ей "Чадру Айши". А позавчера мы переехали в "Сириамис", приодели её и устроили случайную встречу с Бруксом.

Увидев новую юбку, тот отослал охрану и потащился в бар, где они познакомились, потанцевали и пробыли вместе до полуночи.

Кострикис сразу хотел отправить его в ад, но я был против, потому что такой конец создал бы ему репутацию мученика и писаки опять ополчились бы против международного терроризма.

Я запретил трогать Брукса и оказался прав!

Вчера китаянка встретилась с ним на благотворительном вечере в Исламском Центре и провела ночь в его апартаментах.

Насколько я понимаю, мистер Алан Брукс уже покойник. Дорого бы я дал, чтобы взглянуть на его богопротивную рожу, когда она покроется струпьями!

Интересно, сколько протянет китаянка?

Пока я поручил ей военных летчиков, которые здесь отдыхают, но, если язвы не появятся ещё неделю, можно отправить её в Швецию.

Всем известно, что Нильс Кристенсен без ума от азиаток.

Признаюсь, теперь мне жаль терять её. Не её саму, разумеется, а то идеальное оружие, в которое она превратилась.

Мужчины вьются вокруг, как стая мух возле куска зловонного мяса, не подозревая о смертельной опасности, скрытой в пленительном теле. Летчики едва не передрались, чтобы переспать с ней, хотя это то же самое, что лечь с коброй! Забавно наблюдать, как люди торопятся в могилу, да ещё и пытаются проскочить без очереди.

А нельзя ли, дорогой Брат, создать средство безопасное для носителя и смертельное для остальных? Если ты придумаешь такое, мы сможем вплотную заняться политической элитой.

С ума сойти, какие откроются возможности! Пожалуйста, подумай над этим, дорогой Брат.

Желаю тебе благоденствия и процветания. Халиль."

- Ну, дятел, понял, с кем связались? – вякнул голос, когда документ был прочитан.

- Заткнись, дятел! – отрезал я и пошел в ванную за снотворным.

[Shiko]

мдя что-то уже не смешно, ка-то...

[panda]

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Проснуться оказалось не так легко, как заснуть: сохранившаяся часть мозга болела, глаза слипались, а во рту ощущался противный металлический привкус. Я встал и, не одеваясь, поплелся смывать президентское вино и пиратское виски.

Стоя под живительным ливнем, выгреб из шкафчика с парфюмерией разноцветные шампуни, предназначавшиеся, судя по всему, для жирных, нормальных и сухих волос - вылил на голову все разновидности.

Только начал намыливаться, дверь открылась, и в ванную зашла вчерашняя блондинка.

Закрывшись мочалкой, я попытался возмутиться, но речь не удалась: пена залезла в рот, и каждый неверный выдох превращался в радужный пузырь. Ничего не оставалось, как повернуться спиной и сунуть голову под обжигающие струи.

- Так, зяблик! – выступил голос. – Повернись и тащи её к себе. Только решительно – они это любят.

- А по мордасам? – поинтересовался я.

- Сама же пришла! Год в рейсе, я же говорил. Два! Соскучилась по этому-самому - знаешь, как у них бывает? Как припрет!

- А не приперло?

- А зачем пришла? Шампуню занять?

- Вообще-то да, действительно, - под напором фактов вынужден был согласиться я, - но может быть лучше в кровать? Скользко здесь…

- Ты ещё кофе ей предложи, дятел! – ругнулся голос и отключился.

Пришлось оборачиваться полотенцем.

Я обмотал его вокруг некоторого своего сходства с Аполлоном Бельведерским и тупо прошлепал к двери, оставляя на зеркальном кафеле цепочку съеживавшихся от стыда следов.

А глаза у неё оказались слегка раскосыми – вчера, в полуусталом состоянии, я этого не заметил. И наглыми.

По ходу я несколько напрягал грудную клетку, но блондинку, кажется, это не убедило.

- Нет бы в гимнасты податься, пока детство было бесплатное, – с сожалением подумал я, потянув дверь.

- В гинекологи… лицом к предмету! – гавкнул голос и онемел от удивления: в каюте меня поджидала группа экспертов по бодибилдингу с Федором Федоровичем во главе и Липским в качестве независимого наблюдателя. Собственно экспертами были две молодые женщины с мрачными по поводу полотенца лицами.

- Гвоздик, я ничего не знал! - бросился мне навстречу небритый и серьезно похмельный Веник.

- А, спорим, знал! - я оттолкнул его, подхватил со спинки дивана халат и спрятался за занавеской. - Спорим, вы здесь все заодно!

- Гвоздик, ты рехнулся! Мы же вместе… ты же сам… я же думал - денег заработаем…

- Не надо песен! Я давно понял, что Президент - это ты! – я относительно оделся и вышел.

У маркиза наконец проснулось подавленное интоксикацией чувство юмора: он скорчил мне рожу.

Рожа удалась, хотя автор не сильно напрягался.

Федор Федорович, тем временем, залез в кожаный портфель, по виду набитый бодибилдинговыми Оскарами:

- А я, значить, сейчас докажу, что Сергей Сергеевич проспорил, - он протянул нам свернутый в трубочку лист.

Пока Липский его разворачивал, блондинка вышла из ванной и остановилась за спиной куратора.

- Смотри! Про нас в газете написали! - поразился маркиз.

Я отобрал бумагу - это оказалась распечатка “раздела происшествий” лондонских “Утренних новостей” - и начал читать:

- В два часа ночи, на обочине проселочной дороги в окрестностях Дорчестера дорожная полиция обнаружила горевший форд "Эскорт" с одним женским и двумя мужскими трупами в салоне. Тела были обожжены до неузнаваемости, но разбросанные в районе катастрофы вещи и документы позволили установить личности погибших. Ими оказались русские бизнесмены, приехавшие в Великобританию для…

- Ах ты, гнида корабельная!.. - заорал Веник и, вытянув вперед длинные руки, бросился на старика. - Ты у меня щас сам будешь обожжен до неузнаваемости!

Перегнувшись через письменный стол, он схватил побледневшего куратора за воротник, приподнял с дивана и начал трясти.

Я хотел оттащить Липского, но блондинка среагировала быстрее.

Что-то она такое сделала: рукой взмахнула, вроде как отталкивая Веника.

Мне показалось, что она до него даже не дотронулась, однако тот охнул и с исказившимся от боли лицом отступил на шаг, а куратор благополучно придиванился.

Тоже со звуком, если так можно выразиться.

Правая рука маркиза повисла плетью, а глаза заполнились влагой.

Я обнял его за костлявые плечи и утащил в сторону кровати:

- Ты чего, мертвый труп, распоясался? Думаешь, обуглился до неузнаваемости, так всё можно?

- А не надо было его выпускать! – покаялся Федор Федорович, поправляя выбившуюся рубашку. - Тоже мне, интеллигентный ученый называется… алкоголик - вот вы кто, господин Липский! Бросаетесь на меня как дикий зверь из зоопарка, а ведь я вам ничего плохого не сделал. Я человек маленький…

- Ну, хунхуза, сука китайская, подожди! - зашипел раненный в руку Веник, с ненавистью глядя на блондинку. - Я тебе покажу каратэ - ломом по башке. Все приёмчики забудешь!

- Неужели ты собираешься поднять руку на даму? – поразился я.

- Нет, не руку. Железяку какую-нибудь отыщу.

- Никто вам не позволит тут буйствовать и хулиганить! - озаботился Федор Федорович. - Согласились работать, так и работайте!

- Что? – я как мог, укачивал маркиза. - В атмосфере тотального террора?

- А чтобы не дурили! Начальство, может быть, специально распорядилось к вам охрану приставить. Да, да – не глядите - этих вот раскрасавиц.

- Всех трех? А вдруг - мы в окно!

- Тьфу, идиот! – разозлился старик.

- Тогда скажите им, чтобы в ванную без стука не входили! - я посмотрел на окаменевшую Хунхузу. - Одичали тут, вдали от цивилизации, прямо как дикие звери из зоопарка.

- Для охранных целей лучше использовать сенбернаров! – пришел в себя Де Садур. – Они гораздо умнее и выглядят более эстетично.

- Это собаки такие, что ли? – уточнил куратор. - Я ведь, Сергей Сергеевич, над ними не начальник. Они здесь вроде службы безопасности, ну и свои собственные инструкции имеют.

- А чего же начальство для такого ответственного дела мужчин не привлекает? Неужели перевелись настоящие батыры? “Морские львы” какие-нибудь элитные…

- Сенбернары – самая элитная порода, - не унимался маркиз, - а эти шавки подворотные только интерьер портят. Плоскодонки, блин! Пэмосэд, как это по-английски сказать? А по-латыни? Помнишь, в морге что-то такое говорили про оскальпированный труп?

Я ещё раз глянул на симпатичное личико Хунхузы:

- Корпус? Скальпус… да я не помню, ну его в баню! Отстань ты от них – кто на что учился, в конце концов.

Федор Федорович хитро улыбнулся:

- Не-ет, не угадали! Тут – политика! Господин Президент не доверяет людям, которые работают за деньги. У него на каждого приближенного крючочек имеется. На баб - самый крепкий! Пока их чады и отроки при общем деле состоят, мамаши у нас в полном управлении.

- Глядите, чтоб не вырвались!

- Куда там! На смерть пойдут - только прикажи. А мужикам какая вера? Сегодня он раб и готов за тебя землю жрать, а завтра, случись что, продаст за милую душу. Нет, мужики здесь не в почете. Привыкайте уж к этим.

Я молча собрал вещи и пошел одеваться.

А когда вернулся, в каюте царила идиллия.

Возмутитель спокойствия читал на кровати Коран, Сперанский пил чай, а женщины застыли по углам как изваяния.

- Не желаете ли чайку, господин Гвоздев? - куратор указал на прикрытый полотенцем чайник. - Завтракать мы в кают-компанию отправимся, а пока не худо и кровь погонять. Для здоровья, значить.

Веник отложил книгу:

- А нет ли чего-нибудь ещё для здоровья? Мой доктор не рекомендует гонять кровь веществами, содержащими кофеин.

Старик укоризненно покачал головой:

- Я же вам который раз докладывал, господин Липский! Алкоголь на пароходе строго воспрещен.

- А вы садист, Федот Федотыч, - маркиз поднялся и подошел к столу. - Вы же мучите людей, только что перенесших трагическую гибель!

- Федор Федорович я, сколько вам повторять?! – занервничал куратор.

Липский ощупал всклокоченную голову:

- Извиняйте. После автокатастрофы у меня что-то с памятью. Помню: сумка была, а в сумке бутылка виски, по которой меня опознала дорожная полиция. А остальное как в тумане… – он задумался, а потом вдруг хлопнул себя по затылку. - Да, ещё помню, что вы обещали всё возместить согласно описи. Возмещайте, Карп Карпыч, пока у меня зрение и слух не отказали.

- Да нету же у меня ничего! Вот, может быть, у господина Гвоздева вино осталось?

Маркиз Де Садур неискренне захохотал:

- Нет, вы мне будете рассказывать! Или я не знаю господина Гвоздева, чтобы думать, что у него что-нибудь заржавело? Правильно я говорю, господин Гвоздев?

- Разумеется, ты прав! - я сел за стол и налил чая. - Но, с другой стороны, прав и уважаемый Фрол Фролыч: надо кончать с этим мокрым делом. Ты хоть понимаешь, куда нас по пьянке занесло? Съездили, блин, в Африку!

- Это вы сейчас так говорите, а потом ещё радоваться будете, - убежденно сказал Федор Федорович. - Какие у вас в Москве могут быть перспективы? Сопьётесь, значить, как и все образованные люди в вашем возрасте. Вы же ни на что в этой жизни не пригодны!

- Не поал? – откликнулся Де Садур.

- Так сами смотрите: воровать вы боитесь, взятки давать не умеете, попросить стесняетесь - ну какой от вас прок? – развил тезис куратор. - Наука ваша там никому не нужна. Вон, Сергей Сергеевич ночами не спал, книжку сочинял как юный Пушкин, а что толку? Умные люди её в сейф спрятали, да потихоньку и запродали. А автору, значить, дулю с маком! Вот как в Москве жизнь-то делается.

Вам Богу молиться надо, что сюда попали. Здесь вам и работа, и зарплата, и питание…

- А свинины-то нету! – перебил я.

- Что свинина! Нету ни капли радости! То есть, ни глотка, - пасмурно добавил аристократ.

- Ну, кто про что, а дурак про спички. Свалились на мою голову и ещё, значить, острят они. Надо же такое наказание! – грустно вздохнул Сперанский.

На этой печальной ноте чаепитие завершилось, и все направились в кают-компанию.

Миновав оранжерею, мы прошли через вращающиеся двери и оказались в роскошно обставленном холле: потолок здесь украшала выполненная в духе Леонардо роспись, а по стенам были развешаны картины эпохи Возрождения.

Вспомнив слова библиотекаря, я подошел к полотнам и принялся их рассматривать, а маркиз деловито спросил:

- Откуда письменность, Семэн Семэныч? Музей подломили?

- Что значит "подломили"? - обиделся Сперанский. - Картины куплены у частных собирателей!

- У частных собирателей? А их тоже потом по разбросанным вещам опознали?

- Да что с вас взять, недоумка, - тихо ругнулся старик и повел к одной из овальных дверей, расположенных в глубине помещения.

За ней оказался уютный зал с десятком столиков, над каждым из которых висел старинный морской фонарь с рифлеными цветными стеклами.

Тут завтракали члены экипажа - по преимуществу молодые мужчины в элегантной морской форме.

Белые кители с голубыми воротничками и золотыми нашивками мне понравились, а содержание нет. Мутные какие-то люди, неживые: не переговаривались, не улыбались, а тупо работали челюстями – будто не себе жевали.

- Ас-саляму алейкум! - поприветствовал их Федор Федорович.

- Ва алейкум ас-салям ва рахмату-ллахи ва баракатуху, - ответила вышедшая навстречу, похожая на индианку, девушка.

Она усадила нас троих за отдельный столик и отошла, а мрачные тетки из службы безопасности заняли позицию по соседству.

- Что такое странное она вам сказала? - осведомился Липский. - Ну, "алейкум ас-салям" я понимаю. Это каждый знает. А "ва баракатуху" что значит? Вас, что ли, они так обзывают?

- Темнота! - загордился куратор. - Она сказала: "Мир вам и милость Аллаха и благословение его". Это полный ответ на приветствие.

Пришлось и мне признаваться в невежестве:

- Я тоже подумал, что "ва баракатуху" обозначает "господин Сперанский". Стыдно, конечно.

- Ничего, ещё привыкните, - отечески успокоил Федор Федорович. - Сперва я тоже всё время путался, а когда принял ислам…

- Приняли ислам?! - в один голос ахнули мы с Липским.

- А в чем дело? У нас свобода вероисповедания! – возразил куратор.

Но, судя по тону, он вовсе не был в этом уверен.

- Так вы, дяденька, басурманин! – маркиз сделал страшные глаза.

Сперанский хотел что-то ответить, но тут подошла официантка, разложила столовые приборы и подала каждому серебряную кастрюльку с дымящейся овсяной кашей.

Затем на стол был водружен кофейник, нарезанный хлеб в плетеной корзинке и тарелка с кружочками сливочного масла, на желтых срезах которых блестели мелкие капельки воды.

Пока Липский приноравливался к каше, я налил кофе и осмотрелся.

Как выяснилось, наши персоны никого не интересовали - все здесь с такой серьёзностью работали ложками, что казались механизмами, а не живыми людьми.

Нет, определенно, не нравилось мне содержание.

[panda]

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Покончив с завтраком, мы отправились к месту будущей работы.

Лаборатория доктора Мюссе располагалась палубой выше - пришлось подниматься по широкой винтовой лестнице, где Федор Федорович, задыхаясь, то и дело останавливался.

Похоже, чистый морской воздух не уберегал старца от приступов стенокардии.

Добравшись до цели, он достал блокнот, перелистал и жутковатым загробным голосом огласил соответствующее заклинание.

- Вот сколько раз уже замечал - не любят наши старшие товарищи английского языка! – послушав мистический прононс, заметил Веник. – Не доверяют и правильно, кстати говоря, делают.

В ответ что-то лязгнуло, стальные клыки запоров вышли из глубоких пазов, и огромная водонепроницаемая дверь медленно поехала вбок.

Окинув Липского победоносным взглядом, куратор решительно шагнул внутрь.

- Помнишь, я тебе говорил про Тредиаковского? – вдруг удержал меня маркиз.

- То есть?! Нет, не помню, а что?

- Ничего. Не было такого человека!

- Зачем же ты про него говорил?

- А я знаю?! – искренне удивился он.

Тут амазонки начали ненавязчиво теснить нас к проходу, и я предпочел прервать разговор, подумав, однако, что, с точки зрения безопасности, им следовало бы своровать каких-нибудь других микробиологов.

Не были мы идеальными кандидатурами для похищения, что греха таить, но подумал я об этом не с гордостью, а между прочим: просто констатировал факт. Точно как Веник про Тредиаковского.

Внутри оказалась небольшая, скудно обставленная комнатка с откидным столиком, двумя креслами и узкой больничной койкой в углу. Она не выглядела обжитой - вероятно предназначалась для дежурств.

Охрана расположилась в креслах, а мы вошли в следующую дверь и очутились в заставленном компьютерной техникой кабинете. Свет здесь вспыхнул автоматически, и в дальнем конце обнаружилось громоздкое сооружение, похожее на гинекологическое кресло с летным гермошлемом в изголовье.

Федор Федорович сверился с записями и указал рукой на уродливое сидение:

- Садитесь кто-нибудь, господа ученые.

Следуя зову души, Веник перекрестился и взошел на стальную платформу – по выражению лица можно было понять, что мнит он себя вторым Спасителем.

Как только мессия улегся, вложив руки в специальные углубления в подлокотниках, раздалось слабое жужжание и выгнутое наружу аспидное забрало начало наезжать на гадливо улыбающееся лицо.

- Товарищ Пэмосэд, передайте жене, что я ей не изменял! – трагически вякнул начальник экспедиции и, когда шлем замер, превратился в символ нуждающейся отечественной космонавтики. Странное сочетание пережившего стадию носки костюмчика с блестящим, полированным шаром придавало ему облик безработного инопланетянина.

- А разве у него есть жена? – отреагировал куратор на прощальные слова. - В анкете про жену ничего не значится!

- Жен там не одна, я полагаю. Смотрите, какой он худой и пользованный – чистый Казанова!

Старик кивнул и самодовольно погладил крутое брюшко, обтянутое не менее крутым “адидасом”. Выглядел он как футбольный тренер, по недоразумению проглотивший мяч, но не оставивший клуб из любви к искусству.

Мне не понравилась эта динамовская расслабленность:

- А в анкете, думаю, не единственная ошибка. Он какую себе национальность присвоил?

- Я - космополит, - донеслось из-под шлема.

- Вот видите, Фреон Фреоныч! Наверняка ведь и родственников не всех указал. А есть, например, на "Мицаре" финансисты?

Ответить куратор не успел: перед нами вспыхнул огромный – во всю стену - экран, показав четкое изображение какого-то помещения, занятого лабораторными столами с различным медицинским оборудованием.

На переднем плане высился аппарат, отдаленно напоминавший человеческий скелет, закрепленный на гусеничной платформе.

От его цилиндрической “головы” поднималась изогнутая по типу троллейбусной дуга, из глазниц выступали телескопические объективы, а с боков, почти до самого пола, свисали две суставчатые “руки”.

- О-о-о! – восхитился инопланетянин. – Робот, блин!

А я залюбовался “Экскалибуром”… Всего месяц назад корпорация “Био-Рад” анонсировала этот сверхсовременный диагностический комплекс и вот, нате, вижу собственными глазами. Фантастика!

- Господин Липский, можете пальцами пошевелить? – вдруг попросил Федор Федорович.

- Отстаньте, не видите, – я взволнован?! Пэмосэд, греби сюда! С тобой щас спазм случится!!!

- Уже случился. Тут ещё и большой экран есть.

- Ах, вот так?! – удивился Веник. – Значит, интимные места мы почесать не можем?

Вторя возгласу, скелет на экране принялся сгибать и разгибать длинные пальцы, а затем приподнял руку.

Я оглянулся и заметил, что правый подлокотник немного изменил положение.

- Значить, господин Липский находится сейчас в кажущемся, виртуальном мире, - глянув в блокнот, начал объяснять куратор. - Он видит компьютерное изображение предметов и механизмов, которые окружают вон того очкастого робота в лаборатории. Который, значить, будет повторять все движения господина Липского.

В ответ робот покрутил рогатой башкой и поднял левую руку.

- А мы, Сергей Сергеевич, видим телевизионное изображение действий этого господина как бы со стороны…

У меня без пояснений слюна выделилась - возникло желание схватить всё и убежать! Прежде такое бывало только в специализированных компьютерных магазинах. И в магазине “Оружейник”. И в “Зоомагазине”, но там я не подряд хотел хватать, а избирательно. Рефлексы, блин.

- …и можем переключаться на разные камеры, чтобы наблюдать их со всех точек зрения. Не выходя с кабинета.

А я бы и внутрь залез!

- Он тоже может в любое время поднять шлем и полюбоваться своими, значить, безобразиями…

В ответ, скелет поехал вперед, зацепил стол и с полного хода врезался в центрифугу.

- Вылезайте оттуда, пока не разгромили чего-нибудь! - испугался старик.

- А как? - глухо спросил Веник, грохнувшись в вытяжной шкаф.

- Руки, руки вытаскивай, дубина!!! - крикнул Федор Федорович, видя как робот с угрожающей скоростью движется к стеллажу с реактивами.

Тот выдернул руки будто по ним током ударило.

Робот замер, а черное забрало, пожужжав для солидности, полезло вверх.

- Оснащенность, конечно, да, впечатляет, – выбираясь из кресла, с завистью изрек маркиз, - но тесновато как-то. Вот в институт бы всё это сообразить!

- А толку?! Нажрались бы и угробили, что не пропили, - со значением возразил Федор Федорович. - Пойдемте, прочее покажу.

Он подвел нас к стене и указал на круглый стальной люк, расположенный в стороне от экрана:

- Там, за стенкой, делается дегазация, чтобы, значить, ваши вирусы не ходили куда не следует. А через лаз можно роботу передавать пробирки и какие-нибудь реторты. Или оттуда забирать… - он глянул в блокнот и, видимо ничего подходящего не обнаружив, призадумался, - …всяких эмбрионов с инфузориями. Не знаю, как это у вас правильно называется.

- Диффузии с ложноножками! - с готовностью подсказал Липский. - Да вы не стесняйтесь, фиксируйте в тетрадку! Всё равно ведь придется другим объяснять, когда начальство нас за борт выкинет.

- Будете хорошо работать, так и не выкинет! - заверил куратор.

Мы вернулись к рабочему столу и Федор Федорович, с осторожностью, словно внутри находилась змея, нажал кнопку питания на системном блоке.

- Ну всё! - сказал он со вздохом облегчения, когда компьютер пришел в рабочий режим, - Дальше, значить, сами разбирайтесь, над чем работать.

- Не поал?! – взволновался Липский. – Следовательно, мы можем развивать любое научное направление?!

- Не любое, а какое положено! Сроку дается десять дней. За это время вы должны так всё изучить, чтобы дело покойного продолжить…

- Да какое дело-то, Цианид Цианидыч?!

- Надо вам и с роботом уметь управляться, - невозмутимо бубнил куратор, - и в лаборатории знать, что где лежит, ну и научное направление тоже… с ложноножками, как вы говорите.

- Миннегага Анатольевич, мне кажется, этот человек желает нам зла!

- Через десять дней представите господину Президенту подробный доклад со своими, значить, мыслями и доводами, а он тогда уже решит, как с вами быть. Всё ясно, господа ученые?

- Наловят, блин, австралопитеков…

- Герцог, усохни! – вмешался я. – Не видишь – человек на работе. Если бы знал, то давно сказал бы.

Сперанский благосклонно улыбнулся в ответ.

- А, это верно! Я просто не подумал на академическом уровне, - согласился Веник и спросил: - Ну а если не уложимся в десять дней? Смотрите, сколько тут бумаги навалено! Месяц только на уборку уйдет.

- Ну, это как хотите, а доклад должен быть готов через десять дней! - отрезал куратор. - С вами не шутки шутят. Газетку не забыли ещё? Станете дурака валять - не поздоровится…

Мы переглянулись, а Сперанский сунул блокнот в портфель и направился к двери.

- Да, вот ещё что! - обернулся он перед самым выходом, - С охраной, значить, вам разговаривать запрещается. У них есть указание на случай чего…

- А “динь-динь”?! - возмутился Веник.

- …а девки, имейте в виду, тренированные - столько досок здесь переломали, что на хорошую бы дачу хватило.

Маркиз огорченно вздохнул:

- Хотя да, конечно. Александр Македонский, так тот вообще мебель ломал.

- Завоеватель? – удивился Федор Федорович. – С чего это?

- Никто не знает! Он тоже был немногословен - совсем как ваши валькирии.

- Это девки, что ли? Да они не понимают по-нашему. Если что понадобится, зовите меня. Телефон мой по номеру одиннадцать. Наберете, значить, и нажмете красненькую кнопочку.

Как только дверь за ним закрылась, я спросил:

- Ну, об чём у вас рождаются мысли, достойные удивления?

- Думаю, что нам не придется дружить семьями! - он поднес растопыренную ладонь к уху и согнул пальцы. - Что мы такое выспреннее можем предпринять? Потребовать сюда русского консула?!

Локатор у него получился впечатляющий, хотя мог бы просто отогнуть ухо – размеры позволяли. Но я и сам понимал, что за нами шпионят всеми органами, кроме обоняния. Обоняние должно было уже отказать.

- Не глупее некоторых, дотумкали. А почему семьями не дружить? Есть трагические предчувствия?

- Как сказать... просто я подумал, что моя собака может случайно задрать твою кошку!

- Ты имеешь в виду свою будущую “чау-чау” со съедобным сиреневым языком?!

- Вот именно! Собаку Рекса!

- Спорю на лысину Содом Гоморыча, что кошка не оставит от бедняги Рекса камня на камне!

Я специально Рекса обидел, – хотел поговорить на отвлеченную тему. Чтобы вслед за обонянием у наблюдателей ещё и мышление отказало.

- Кто?! От моей собаки камня на камне?!

Однажды нас загребли в вытрезвитель, но выпустили необычайно быстро – можно сказать, до вытрезвления.

Мы тогда учились на третьем курсе, и если бы в школу поступила телега из такой уважаемой организации, то не видать нам дипломов! Независимо, что выпили всего по паре кружек, а загребли просто для плана – в то героическое время по плану работали даже патологоанатомы.

Но нас вытолкали без процедурных формальностей, почти не спросив фамилий и адресов. Послушали, как мы в предбаннике беседуем, и решили выпустить, а план добрать за счет психически нормальных пэтэушников.

Меня, разумеется, подмывало расспросить Веника кое о чем поподробнее, но делать это сейчас не следовало:

- Разумеется, я говорю о Бацилле! Уничтожителе животного мяса.

- Надеюсь, ты отдаешь себе отчет, что твои слова означают войну? – холодно поинтересовался маркиз. – Вынужден предупредить, что Рекс будет обладать повышенной кошкоустойчивостью.

Судя по тону, он был задет за живое.

- Видишь ли, кошки – не совсем домашние животные. Не как лошади, не говоря уже о псовых. Кошки, чтоб тебе было понятно, никогда не спят.

- Подумаешь! Собаки тоже никогда не спят.

- Ложь! Собаки ещё как дрыхнут, а кошки – никогда. Они только прикидываются спящими, но при этом контролируют окружающую среду – примерно как система противовоздушной обороны.

- И собаки тоже! Чуть злоумышленник – они лают.

- Правильно! Собаки реагируют на злоумышленника, а кошки на так называемых хозяев: следят за ними. Понял в чем разница?

Он кивнул и заключил:

- В таком случае, Бацилла не кошка! Я собственными глазами видел, как она двое суток беспробудно спала на столе. Икры поест - и на бок!

- Это она только видимость создавала, чтоб ты расслабился и вел себя естественно. А на самом деле – изучала! Сколько ты ешь, и так далее…

- Да? И зачем ей это надо?

- Не знаю. Зачем-то надо.

Он пожал плечами:

- Накопленные экспериментальные данные обязательно должны куда-то передаваться, иначе исследования лишены всякого смысла. Вывод – у неё должна быть антенна!

- Дык. Может и есть!

- Слушай, меня щас посетила одна блестящая научная мысль, но для проверки я должен посоветоваться с роботом. Ты, надеюсь, не против?

- С дорогой душой! Кстати, как мы его назовём?

- Мизантроп Кастратычем. Сущность у него антиобщественная, а половые признаки отсутствуют, – он подмигнул и направился к креслу.

А я приступил к детальному изучению лабораторного компьютера.

В отличие от ноутбука, здесь прослеживалась некая система хранения информации, но многие файлы были закрыты для чтения.

Доступной оказалась подборка статей из медицинских журналов, причем вирусология была представлена довольно скудно, а основной объем занимали работы в области психиатрии.

Многие фрагменты, касающиеся психических расстройств, были выделены маркером, что свидетельствовало о серьёзной проработке, – мой предшественник трудился на совесть.

Не зная с чего начать, я воспользовался методом тыка, и мне вдруг попались такие странные, необъяснимые вещи, что пришлось звать на помощь Липского.

Тот, как оказалось, вошел во вкус и покинул кресло с неудовольствием:

- Терпеть не могу, когда отрывают от работы! Тем более, что я его почти нашел.

- Кого? Покойника?

- Спирт! - он подошел к компьютеру и уставился на монитор. - Ну, кто тут хочет получить бамбуковой палкой по пяткам?

- А вот, глянь, - я отодвинулся.

Липский начал вчитываться:

- Не пойму! Змеи, лягушки какие-то… это что, французская кулинарная книга?

- Так я у тебя хотел спросить – ты же потомок четырнадцатого Людовика.

- Я потомок двенадцатого Карла! Но мой секретарь сейчас в отпуске по беременности – ты уж сам как-нибудь…

Отогнав его, я начал читать:

- “Если хочешь извести мужа, в лунную полночь нарви дурной травы с перекрестка двух дорог. Одна дорога должна вести на юг, а другая на запад. Зовется трава "Мак Бенак", что значит "Плоть, покинь кости", а растет на кладбищах, и в оврагах, и вдоль дорог. Месяц держи в риге, а станет сухой - истолки.

Нарисуй на железе знак судьбы и положи в сердце голову болотной змеи, а по - лучам шесть жаб-серафимов и двенадцать красных червей, которые есть апостолы.

Поставь алтарь на солнце, и жди пока сгниют, и покроются коркой.

Истолки всё в медной ступе и смешай с травяным порошком.

Когда будет готов, запеки в хлебе или подсыпь в еду и дай ему, а сама читай молитву Бааль Зебубу.

Прочтешь девять раз, и у мужа твоего пересохнет в горле и станет темно в глазах.

Он позовет тебя, но ты читай ещё девять раз и придет Бааль Зебуб и станет говорить с ним.

Ты Его не увидишь, но муж твой увидит, и будет прятаться от Него под стол, или залезет под кровать, или станет просить, чтобы не забирал.

Читай еще девять раз, а после дай мужу воды, настоянной на зелье, и Бааль Зебуб заберет его.

Если не ищешь смерти мужа, а хочешь завладеть деньгами его, или имуществом его, или землёй его, возьми мозги пускающего слюни урода и брось их в глиняный горшок с обжигающей змеиной водой, которой обливают вещи чумных и прокаженных.

Ты лей её, пока мозги не умрут, а после поставь в погреб и жди.

Когда змеиная вода уйдет и горшок обсохнет, нацеди туда крепкой водки, размешай и давай мужу пить, и добавляй в другое питье, и во всякую пищу по каплям, пока разум его не помрачится и не станет он бредить и заговариваться.

Тогда веди в дом лекарей и священников, и родных его и говори всем на улицах о постигшем тебя…”

Веник слушал с пасмурным выражением, на которое его провоцировала редкая как туча в засуху мыслительная деятельность, но ответил в обычной солнечной манере:

- Хочешь привлечь Бааль Зебуба? Я давно понял, что ты не так прост, как кажешься.

- Нет, серьезно. У тебя это описание с чем ассоциируется?

Липский почесал заросший щетиной кадык:

- Симптоматика отравления атропином. Следовательно, "Мак Бенак" - это дурман или белена, а земноводных жаль. Их втянули по глупости, как и Бааль Зебуба.

Уставился на меня так, будто я тоже причастен, и замолчал.

- Ну, давай дальше!

- А что дальше? Змеиная вода - это карболка. Фенол, иначе говоря. Всё.

- А мозги урода?

- Пускающего слюни?! - оживился Веник. - Мне кажется, это из гомеопатии: подобное лечи подобным. Но средство малоэффективное, поскольку карболка сжирает органику.

- А отчего тогда разум мутится?

- От крепкой водки, от чего же ещё. Эх, кто бы нас так травил!

- Ну, а если урод был инфицирован? Допустим, слюни он пускал по определению, а вирус имел в качестве сувенира.

- Опять ты со своей шизой?! Фенол всё равно разрушил бы белковые компоненты, и осталась бы голая РНК. А она, хотя и сохраняет инфекционные свойства, заразить… - он запнулся, призадумался и вдруг хлопнул себя по голове, - слушай, её же вводили прямо в организм! В принципе возможно и заражение. Фенол и спирт эрэнкашкам нипочем, а если с током крови они попадут в мозг… да, если вирусная РНК попадет в нужную клетку - заражение обеспечено. Ты откуда рецепт списал?

Я поведал про "Чадру Айши" и библиотеку епископа Малеструа.

Выслушав, он о чём-то поразмыслил и изрек:

- Таки я тоже имею чем тебя обрадовать. Угадай, что я видел в шкафу с первой группой патогенности?

- Ливерную колбасу?!

- Не поверишь! Оспу.

Вот ведь - слово, а эффект как от удара по голове:

- Быть не может! На весь мир остались две референс-лаборатории…

- Сам знаю, - перебил Веник. - В Москве и в Лондоне. А третья

здесь, на "Мицаре", не сойти мне с этого места!

- А ты, часом, не обознался?

Он наградил меня высокомерным взглядом:

- Мне ли оспы не знать!

В случае распространения последствия были бы ужасающими. У меня воображения не хватило, чтобы представить размеры бедствия:

- Сколько же сейчас людей без иммунитета? Вакцинацию прекратили в конце семидесятых?

- Везде по-разному, но не это важно, - рассудительно ответил Липский. - Когда принималось решение о ликвидации оспенных вирусов, никто и не подумал о частных коллекционерах. А те взяли и сами за себя подумали!

- А почему ты решил, что коллекция частная? Может, это стратегическая программа какой-нибудь захудалой страны – чтобы не тратиться на ядерное оружие…

- Нет, такую страну, безусловно, можно найти! А коллекция – частная.

- Почему?

- Всё водоплавающее имеет свойство тонуть. Риск неоправданно велик, если речь идёт об оружии и если есть альтернатива хранения на суше…

Веник, кажется, был не далек от истины. Просто поразительно, что Всемирная Организация Здравоохранения просчиталась, не предвидела такую возможность! Боролись не меньше как за уничтожение оспы на всей планете, а ерунды не предусмотрели.

- Ну а не пробовал… того?!

Он не стал восторгаться моим порывом:

- Удивительный ты человек, Миннегага Анатольевич! Отчего ты думаешь, что деньги могут храниться без замка? Даже нищая ВОЗ выложила бы за этот ящик не меньше миллиарда долларов, а если обратиться непосредственно к правительству США или Японии…

- Поторговаться!

Маркиз опечаленно вздохнул:

- Эх, где были глаза молоденького практиканта Вени Липского! В своё время я мог замариновать столько вирусов, что сейчас мы с тобой торговали бы крупным оптом. Трастовое бактерицидное общество: “Липский, Гвоздев и Вермишель”. Звучит?!

- А вермишель зачем? На уши?

- Понимаешь, твоя фамилия не подходит для серьёзных финансовых операций. Слишком уж она откровенная.

- Неужели?

- А то?! Клиенты войдут в заблуждение: с одной стороны миллиарды долларов, а с другой – сомнительный какой-то Гвоздев. Любой дурак определит, что у тебя нет родового замка.

- Пусть тогда фирма называется: "Липский и Вермишель". Тавтология, конечно, но зато как звучит!

В ответ он изобразил обиду и отправился на поиски спирта, а я принялся изучать суккубов, инкубов и вампиров.

Собранные доктором исторические документы убедительно свидетельствовали о доминирующем влиянии потусторонних сил на подлунный мир.

С этих позиций легко объяснялись мои скромные успехи на научном поприще и в личной жизни, но разнообразием компенсирующих методик компьютер не порадовал: для улучшения дел требовалось причаститься кровью новорожденного и отравить какого-нибудь праведника.

С младенцами, при необходимости, я бы ещё выкрутился, но найти в наше время пригодного для травли праведника не представлялось возможным. Веника если, но его не отравишь – только аннигилировать!

Тогда как имеющиеся материалы - протоколы судебных разбирательств времен святой инквизиции и соответствующие выдержки из летописей - никаких упоминаний об аннигиляции не содержали.

Не было там и явного “вирусного следа”, хотя из добытых с помощью дыбы и испанских сапог признаний следовало, что зелья и снадобья содержали в качестве компонентов ткани и выделения человеческого организма.

Вариоляция (если предположить, что речь шла об оспе) применялась ещё в Древнем Китае. И в Индии. Там высушивали оспенные корочки больного, растирали в порошок и втирали его в кожу или вдували в нос здоровым людям, надеясь вызвать легкую форму заболевания. От современной вакцинации методика отличалась тем, что могла вызвать и тяжелую форму, поскольку использовался заразный, “уличный” вирус, а не ослабленный, от больной коровы.

Но главная беда вариоляции заключалась в том, что “привитая” оспа могла свободно распространяться и вызвать даже эпидемическую вспышку. Сыпь при оспе образуется не только на коже, но и на слизистых оболочках носоглотки, поэтому содержимое лопнувших пузырьков рассеивается в виде мельчайших капель и окружает больного невидимым облаком. Пообщался с таким и уверенно пиши завещание: при геморрагической форме смертность достигает ста процентов.

Геморрагическая или “черная” оспа, как её прозвали оставшиеся в живых пациенты, выкашивала в своё время целые города. Инфекция, которую привез на американский континент один из солдат Кортеса, истребила три с половиной миллиона человек, став основной причиной гибели цивилизации майя.

Притом, что бедняги майя жили вовсе не так скученно, как обитатели современных мегаполисов. Нет, в нынешних условиях, за двенадцать дней инкубационного периода ни одно правительство не сможет принять эффективные меры – будет катастрофа мирового масштаба, если оспа опять явится на свет.

Я настолько погрузился в чтение, что начал уже ощущать запах серы, но отравители и колдуны дружно перекладывали ответственность на Бааль Зебуба, оставляя за собой функции тупых исполнителей. Совсем как генералы вермахта на Нюренбергском процессе.

Так и подмывало сказать: “Не верю!”

И покойному доктору тоже. Не оспой он интересовался, а чем-то другим.

Во-первых, как следовало из свидетельских показаний, клинические картины различались от эпизода к эпизоду. Во-вторых, на мысль об оспенном вирусе наводили только упоминания об “обезображенных лицах” умерших, тогда как прочие симптомы можно было толковать в пользу тяжелых металлов или органических ядов.

А вот то, что накануне гибели жертвы показывали тяжелые психические расстройства, было общим для всех случаев. Речь шла об одержимости, разумеется.

Злые духи вселялись в отравленных людей и вынуждали их совершать эксцентричные, несуразные, а иногда и вовсе дикие поступки.

Например, некто Филибер, богатый горожанин, незадолго до смерти уговаривал жену выбросить из окна их малолетнего сына, якобы намеревавшегося спалить жилище. Другой субъект, трактирщик Рогю Бешар, сам пытался поджечь дом, но был скручен подоспевшими пейзанами.

Связав имеющиеся выдержки из средневековых хроник с интересом доктора Мюссе к современной психиатрии, можно было предположить, что он искал какие-то средства воздействия на психику. При этом идея бактериологического оружия не выдерживала критики – подсудимые действовали из корыстных побуждений, а их мишенями были конкретные лица.

Но для чего всё это доктору? Чьим имуществом он намеревался завладеть? И при чем тут вирусология?

Ответ на последний вопрос я обнаружил в показаниях некой мадам Ла Вуазьен.

Эта коварная дама специализировалась на высокопоставленных особах, была уличена в многочисленных убийствах и казнена 20 февраля 1680 года:

“В соборе Парижской Богоматери она отказалась произносить публичное покаяние, а на Гревской площади так отчаянно защищалась, что ей удалось вырваться из рук палача: её приковали к позорному столбу в центре костра, обложили соломой. Выкрикивая проклятия, она пять или шесть раз разбрасывала солому, но, наконец, огонь набрал силу, и она исчезла в дыму. Прах её до сих пор витает над нами”

Эта коварная тетка и приоткрыла мне глаза!

Отправить кого-нибудь на тот свет не вызвав подозрений - своего рода искусство, поэтому инфекция гораздо предпочтительнее яда. Скажем, воспользуйся Сальери вирусом желтой лихорадки, так не прославился бы!

Саму мадам замели по тому же поводу: перепутала ингредиенты в “порошке наследования”, и один из клиентов, сиятельный герцог Савойский, покинул мир неприлично быстро. Она, конечно, жалела страшно и заявила суду, что яд нужно было давать в течение трех месяцев, а не сразу, как это сделали недостойные родственники вельможи.

И, тем самым, навела меня на мысль.

Исходя из общей проблемы отравителей, логично предположить, что, изучая опыт предшественников, наш Айболит искал исчезнувший в процессе эволюции вирус. Древний, не известный науке.

А о вирусах современной науке было известно очень мало! Ей о кошках почти ничего не известно, а уж о вирусах и подавно: кто они такие, откуда берутся и куда потом деваются, толком никто не знает.

Один фантаст даже выдвинул гипотезу о заброшенных из космоса роботах-убийцах, призванных в нужный момент уничтожить нашу цивилизацию.

Мы с Веником в роботов не верили, но аргументировано опровергнуть гипотезу не смогли бы. Крыть нечем было.

В отличие от клеточных форм, при размножении вирионы не разделяются на дочерние частицы - они вообще не делятся, а имеют свой особый механизм, позволяющий давать потомство в количестве от ста до тысячи и более новых “организмов”. На нашей планете ни одно из известных живых существ не обладает такой способностью.

И ДНК у них нету. У всех есть ДНК, а эти не только странным образом обходятся, но ещё и доминируют в сложно организованных клетках, имеющих в тысячу раз больший объём генетической информации! Прямо как на государственной службе: чем тупее - тем главнее.

Наглые они, вот в чём причина.

В раздумье, я пошел за партнером, а тот увенчал многострадальную голову шлемом и в темпе аллегро дирижирует подлокотниками – алкоголь добывает. Соответственно и Мизантроп Кастратыч вьётся по лаборатории мухой: туда-сюда, туда-сюда - аж дуга на голове раскалилась. На удивление быстро сработались!

На удивление, потому что Липский в научных кругах снискал известность в большей степени как теоретик. К экспериментальной деятельности его не допускали, в виду повышенной опасности таких экспериментаторов.

С юности Веника преследовал таинственный демон разрушения, уничтожавший всё, к чему бы тот ни прикасался. Разумеется, Веник цеплял предметы с самыми благими намерениями, но эффект получался как у фригийского царя Мидаса. С той разницей, что Мидас обращал предметы в золото, а Липский - в смысловую противоположность. За что и был торжественно наречен Мудасом.

Славный титул звучал не только в нашей группе, но и на факультете: когда требовалось сорвать какое-нибудь масштабное культурное мероприятие, народ засылал ходоков и те слезно просили Веника поучаствовать - возглавить хаотическое движение масс.

Отказаться от руководящей роли тот не мог в принципе, и, с беззаветным героизмом контуженого, взбирался на башню очередного броневика.

А едва брался за дело, всё, что не пришло в негодность в результате его собственных действий, по удивительному стечению обстоятельств разваливалось само собой. Демон работал с математической точностью!

Понаблюдав несколько минут за манипуляциями Липского, я осознал, что корабль обречен, и вернулся на рабочее место – следовало заблаговременно подумать об эвакуации.

Думал до вечера, пока не явился Федор Федорович и не отконвоировал нас обратно в кают-компанию, но так ничего и не выстрадал. В нашем положении разумнее всего было бы добраться до радиостанции и настучать куда следует, но правильно стучать мы не умели. Ни морзянкой, ни флажками, ни даже фонариком помигать.

Маркиз тоже не сильно продвинулся в своих изысканиях, поэтому за столом понес околесицу о сверхурочных, тарифных ставках и ненормированном рабочем дне, что продолжалось пока нас не развели по каютам.

Единственная радость за этот день – перезваниваться разрешили. Самостоятельно ползать по пароходу ещё нет, а общаться уже да.

Но я не спешил. Принял душ, выпил кофе и завалился в кровать. С трофейным ноутбуком в качестве сказочницы Шехерезады.

Вошел в каталог с перепиской и выбрал файл, датированный восьмым марта тысяча девятьсот девяносто первого года.

Адресат в этом послании обозначен не был:

"Мир тебе, дорогой Брат, и да покарает Аллах твоих гонителей!

Небо следует за твоими пророческими словами: Англия в непрестанном ужасе, и трусливое правительство продолжает депортировать правоверных. С января, когда секретарь иракского посольства Наиль Хассан заявил, что в случае нападения союзников на Багдад второй фронт будет открыт по всему миру, за подрывную деятельность отсюда выслали уже семьдесят пять человек.

Глупцы в парламенте продолжают запугивать друг друга и каждый день ожидают массовых волнений, хотя до сих пор никто не выступил в защиту Саддама.

И, как ты предсказывал, не выступит.

Мы побывали в местах с самой высокой концентрацией арабов – это Роллестоун в долине Салисбери, Бекингхем в Ноттингхемпшире и Деттингхем возле Кемберли.

Всего здесь проживает околВсего здесь проживает около шести тысяч иракцев, в основном шахтеры, многие из которых участвовали в забастовках шесть лет назад. Они действительно не любят англичан, но ещё больше не любят Тупоголового, поэтому военная разведка могла бы спать спокойно.

Диаспора в Германии тоже не рвется на баррикады, поэтому цены на нефть скоро начнут падать. Убежден, что акции надо продавать сейчас!

И ещё одно важное и радостное событие: сегодня мы встречались с японцами, и доктор Грейстоун передал профессору Нияши отчёт за прошедшие месяцы. Результат превзошел все ожидания!

У шестерых из десяти зараженных "Гневом Иблиса" уже наблюдаются устойчивые симптомы, один пребывает в глубокой депрессии и только трое оказались генетически невосприимчивы.

Грейстоун отметил, что для всех больных характерны подавленные, потерявшие яркость и глубину эмоции, сниженная психологическая активность, расстройства мышления, выражающиеся в утрате способности рассуждать логически, неадекватные психические реакции, ослабление внешних интересов, замкнутость и уход в себя. У четверых сформировались ложные идеи о собственной исторической важности, а двое показывают резко обострившееся чувство вины.

Нияши удовлетворен и переводит два миллиона на дальнейшие исследования. Его основное требование - возможность программирования "сверхценной" идеи методами психического воздействия на ранних стадиях заболевания.

В случае положительного результата, Нияши берется финансировать промышленное производство и гарантирует поддержку со стороны других кланов.

Следующую встречу запланировали на июнь - он обещал пригласить индусов и американцев.

Завтра я собираюсь в Берлин, на встречу с Аббасом. После августа с кувейтским паспортом жить неудобно, поскольку МИ-5 отслеживает граждан Кувейта наравне с иракцами. Аббас обещал устроить нам югославские паспорта, которыми пользуются палестинцы.

Надеюсь застать тебя в Египте, да продлит Аллах твои драгоценные дни и ниспошлет свет божественной мудрости, дорогой Брат.

Навеки преданный тебе, Абу."

Вот как устроен мир: одних к защите не допускают, а другим и деньги на исследования, и экспериментальная база, и внедрение. Несправедливо.

С другой стороны лестно, что не совсем мы в России дураки, а просто спонсоров не тех выбираем. Эх, узнает Вермишель про два миллиона – удавится.

А забавно было бы отослать это письмо на кафедру! Правда, голым фактом их не проймешь: по устоявшейся научной традиции к абстрактному аргументу должен прилагаться конкретный кувалдометр, чтобы достучаться.

Тук-тук по мозгам. Я долго стучал, но беда в том, что припозднился – до перестройки следовало начинать.

Коммунисты шизофрению уважали, поскольку она возникает ниоткуда и живет неизвестно где: медицина не выявила ещё поражаемые участки мозга, как при эпилепсии. Нет и точных методов диагностики, вследствие чего можно было признать трюхнутым любого и каждого, не рискуя попасть под огонь критики со стороны шибко грамотных западных коллег – свои-то специалисты автоматически считали всех диссидентов полудурками.

Я же занялся шизой, когда с государственной точки зрения проблема утратила актуальность. В постсоветский период диагностика настолько ушла вперед, что осуществлялась по избирательным спискам. И всех интересовали не причины массового сумасшествия, а его последствия.

А Мюссе, значит, преуспел. Хотя, нужно ещё выяснить, что за зверь "Гнев Иблиса": действительно переродившийся штамм гриппа или особый, до сих пор не выявленный вирус.

Но компьютер сотрудничать больше не желал: следующий файл содержал официальный отчет американской брокерской фирмы о состоянии цен на фондовом рынке. Некий мистер Майер извещал достопочтенного сеньора Мендозу о том, что в результате успешных военных действий союзных войск в Персидском заливе, цены на нефть стабилизировались и уже неделю не изменяются.

Сосредотачиваться на стоимости фрахтовых ставок и ценах за баррель не хотелось, поэтому я бегло просмотрел документ: из контекста следовало, что своевременная игра на понижение принесла кому-то значительные барыши.

Сам я в финансовых вопросах действительно был полным гвоздевым, но видеофон теперь позволял получить квалифицированную помощь в любой затруднительной ситуации. Пришлось прибегнуть.

Будущий магнат сидел на кровати в позе "лотоса" и читал Коран.

- Да продлит Аллах твои дни, о мудрейший из мудрых! Ты случайно не знаешь, что такое баррель?

- Ха! Ещё сомневается! – в отличие от красного авто, маркиз заводился независимо от погодных условий и расположения звезд. - Ося Барель - он по образованию математик, но сейчас торгует финиками. Очень выгодный бизнес, между прочим. А в чем дело?

- Да вот, думаю, куда вложить будущую зарплату. Чем она будет пылиться в швейцарском банке, лучше пустить в оборот. Одобряешь?

- Осипу смело можешь доверять. Только предупреди, что ты от меня!

- Понял. Чувствуется, что честный парень. А ты что, тоже решил в мусульмане податься? Тебе трудно будет, потому что Аллах не одобряет этово-тово.

Описав дугу, святая книга шлепнулась на диван.

- Как выразился поэт: "Пускай ты выпита другим". У меня депрессия.

Сказал бы прямо - синдром.

- Это ещё не повод, чтобы искажать. Он про женщину писал, а не про бутылку!

- Любопытная трактовка, - нагло заявил Липский, - а я всегда считал эти строки аллегорией. Хотя женщинами тоже интересуюсь.

- Странная у тебя депрессия. Нетипичная.

- Это от кулинарии, я думаю, - вслушавшись в себя, задумчиво ответил начальник экспедиции, - ты обратил внимание, сколько я плова сожрал? А ещё халва, цукаты. Нет, мне здесь определенно нравится!

- Ты поосторожнее с цукатами! Геморрой выскочит, и до банка не доплывешь.

- Да нет, это так – к слову. Просто книгу начал писать, ну и мне теперь требуется хорошее питание, покой и уединение. А здесь как раз все условия.

Видно подцепил-таки “Гнев Иблиса”:

- Книгу? А как будет называться? И о чем повествование?

- Рабочее название "Записки путешественника". А повествование про нас с тобой.

- На мой непрофессиональный взгляд, название очень оригинальное.

- Емкое, да?!

- Ну! Ты как бы сразу дотянулся до классической литературы. Высоко планку поднял.

Вдохновленный, он проследовал к письменному столу и достал украденную в лаборатории общую тетрадь:

- У меня здесь два эпиграфа!

- Неужели хватило образования?

Оказалось, что по дороге он успел впасть в состояние поэтического экстаза – устремленный на меня взгляд наполнился кроткой укоризной.

- Первый из Корана: "Мы разделили среди людей их пропитани

[panda]

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

За завтраком Федор Федорович неожиданно заговорил о шизофрении.

- Господин Гвоздев, шизофрения ваша на мозгах отражается? То есть, например, заметно её под микроскопом или же она только в мыслях бывает?

- Наверное, не шиза а деменция, - немедленно воткнулся мой эрудированный напарник. – Приобретенное слабоумие - вот что вас должно беспокоить.

- Э… - задумчиво протянул Сперанский, - я не для себя интересуюсь. Нет, просто господин Президент приказали сегодня монстриков изучать.

Веник, озабоченный поисками спирта, серьезно взволновался.

- Ничего не знаю! Каких ещё "монстриков"? Мне срочно нужно в лабораторию - вирусов кормить. Они и так уже совсем чахлые: боюсь, до отчета не доживут.

- А вас, Вениамин Моисеевич, никто и не трогает. Кормите себе на здоровье, кого хотите, только голову, значить, не морочьте. Это мы с господином Гвоздевым их исследовать будем.

Впрямь, что ли, заговаривается:

- Что-то я не пойму, кого мы будем исследовать и зачем?

Федор Федорович не спеша отодвинул тарелку.

- "Монстриками", значить, я их окрестил, а вообще они здесь вроде кроликов числятся. При лаборатории. Вы кино про людоеда в клетке смотрели?

- Да что-то было…

- Вот! Вот и у нас такой же гадючник имеется. С миру, значить, по нитке собирали уголовно наказуемых за мерзостные деяния к смерти или пожизненному заключению. Откупали за взятки… Не в Америке, конечно, и не в других серьёзных странах - там такие номера не проходят. Зато в развивающихся местностях понабрали этого добра предостаточно. В каком-то там, я не знаю, Тринидаде начальник тюрьмы со слезами нас провожал - умолял наведываться! Шальные, значить, денежки и хлопот меньше.

- А зачем они вам понадобились? - заинтересовался Липский. – Гвардию себе готовили?

- Для переработки, зачем же ещё! Покойный доктор из них вирусов приготавливал, чтобы потом всякие лекарства изобретать. Я потому и спрашивал Сергея Сергеевича про мозговые отклонения и функции, - последнее слово он произнес с какой-то даже гордостью, как бы подчеркивая сопричастность таинству науки.

- А Бааль Зебуба вы случайно не вызывали? Или он здесь прописан? – не унимался Веник.

- Да отстаньте вы со своими дурацкими шуточками! - разозлился куратор. – Я не с вами разговариваю, а с господином Гвоздевым.

- Даже не знаю..., природа шизофрении ещё недостаточно изучена. Вы ведь в курсе, как часто случается: одни ученые думают одно, а другие – совсем другое. Лучше скажите, что мы должны выяснить у этих монстриков?

В устремленном на меня взоре мелькнуло детское удивление.

- Что выяснить? Да я же об этом у вас хотел спросить! – старец чуть чашку не опрокинул от неожиданности. И тут же разобиделся на весь свет.

- А в чем дело, господин научный консультант? – Веник церемонно поклонился тарелке с гречневой кашей. – Дайте нам только точку опоры и…

Сперанский метнул в него злобный взгляд.

- Доктор-то не особо со мной советовался своими, значить, программами, а с господином Президентом вообще разговор короткий: “Кру-угом, шагом марш. Пошел вон.” Ну я и подумал, что, может быть, вы там у покойника в компьютере что-нибудь вычитали. К тому же, диссертация ваша… хотя обождите! - он слегка хлопнул ладонью по облысевшему лбу и полез в портфель. - Обождите! Вот же голова садовая! У меня, значить, вопросничек имеется, с которым доктор к монстрикам ходил. Вот он где, родимый, - в зеленой папочке…, - Федор Федорович извлек на свет тонкую пластиковую папку и, с торжествующим видом, протянул мне.

- Покойник, значить, долго с ними по душам беседовал, перед тем как под ножик-то пустить. Всё выяснял про жизнь, здоровье, - он призадумался, словно вспоминая что-то особенно интимное, - ну, не знаю, про что там ещё, но на листочках всегда для себя пометки делал. А после беседы, значить, пожалуйте на операцию!

- Правильно делал, - одобрительно заметил Веник. - Дружба - дружбой, а табачок врозь! Значить.

- Да, по всему видно, был отпетым гуманистом, - согласился я, открывая папку.

Внутри оказался отпечатанный типографским способом вопросник с пустыми клеточками для баллов, однако ситуацию он не прояснил.

- Часто ли вы ощущаете печаль? - спросил я у Липского, ткнув наугад в одну из строчек.

- В трезвом виде почти постоянно, - сокрушенно ответил тот.

- Значит, редко. А ощущаете ли вы стремление говорить и говорить?

- Это в зависимости от аудитории. Вообще-то, я большой молчун и затворник и только во время еды делаюсь опасным.

- А часто ли вы обдумываете проекты, которые не в состоянии реализовать?

- Несомненно. Но это связано с моими супружескими обязанностями.

- Тогда вопросов не имею, - я захлопнул папку и протянул маркизу.

Он бегло просмотрел бумаги и передал Сперанскому.

- Ну и зачем это нужно, как думаешь?

- Какая разница? – удивился Веник. - Ты, Пэмосэд Анатольевич, ведешь себя как стахановец и ударник, а необходимости-то нету! Нету у нас никакой объективной заинтересованности, поскольку научная деятельность заключается в своевременном написании докладов и отчетов. Правильно я излагаю методологию, уважаемый Осман-баба?

Склонившийся над портфелем Осман-баба звучно застонал.

- Чу! Муэдзин пропел! – Веник проглотил последнюю ложку и поднялся. - Срочно ведите меня в лабораторию - пора совершать намаз. Скоро уже рамадан, а я ещё ни в одном глазу!

Федор Федорович, отдуваясь, разогнулся.

- Мы, господин Гвоздев, в лабораторию не пойдем. Прямо отсюда, значить, к монстрикам двинем. Только в Лабиринт охране заходить не положено, так вы мне пообещайте, что будете вести себя прилично, а не как этот вот, - он указал на стоявшего в ожидании Веника, - мародер! Обещаете?

Я пожал плечами.

- В Лабиринт? К Минотавру? – взволновался начальник экспедиции. – А ну как сожрут его – с кем я тогда отчет злоупотреблять буду?

- Ничего не сожрут! - Федор Федорович выбрался из-за стола. - Обычная, значить, больница с изоляторами. Просто дверей много, вот и прозвали.

Мы пошли к выходу и разделились: маркиз в сопровождении фрейлин отправился в лабораторию, а меня через короткий боковой коридор куратор вывел на открытую палубу.

Здесь нас встретил тугой морской ветер, насыщенный солью, йодом и мелкими водяными брызгами.

Вокруг, на сколько хватало глаз, простиралась водяная пустыня, окрашенная низким небом в грозные стальные тона. Вершины бесчисленных волн кучерявились штормовыми барашками, сливавшимися у горизонта в сплошную пенную полосу.

Громадный корабль несся к ней бесшумно и стремительно, так, что казалось, будто он не плывет, а низко летит над водой, то и дело зарываясь ажурными мачтами в плотное брюхо кучевых облаков. Атмосфера была заполнена ожиданием надвигающегося ненастья.

- Ветер-ветер, ты могуч, ты гоняешь стаи туч, - продекламировал по этому поводу Федор Федорович.

Нет, не деменция. Скоре сенильный психоз. Для деменции он слишком активен, - решил я.

Старик поежился, запахнул разлетевшиеся полы мягкой курточки и, прижав к груди портфель, засеменил к носовой надстройке. Добравшись до закрытой двери, он прокричал какое-то заклинание и боком протиснулся в образовавшееся перед ним отверстие.

Картина назвалась: “Партайгенносе Борман ведет штандартенфюрера Штирлица к рейхсминистрам”.

Я шагнул следом и очутился на площадке наклонной железной лестницы с перилами из труб, ведущей в выкрашенный белой краской просторный дугообразный коридор.

Мы прошли по нему метров десять, миновав пять овальных боковых дверей, пока не остановились перед мощной поперечной дверью с провисавшим, суставчатым цепным приводом.

- Computer, open the door "F"! - бодро скомандовал Федор Федорович, взмахнув портфелем как волшебной палочкой.

Поддавшись его магии, дверь дернулась и, лязгая тяжелой цепью и гремя уродливыми роликовыми лапами на рельсовых направляющих, медленно поползла вбок.

- Надо же, как вас компьютер уважает!

- А как же! Мне во все места проход разрешается. Кроме капитанского мостика и каюты господина Президента, я всюду могу попасть. Доверяет, значить, начальство!

Следуя за ним, я переступил через рельсы и попал в точно такой же коридор с пятью боковыми дверями и поперечной в дальнем конце. Едва мы вошли, лязганье и грохот за нашими спинами возобновились, и дверь "F" вернулась в начальное положение.

Федор Федорович извлек из портфеля уже знакомый блокнот и, беззвучно шевеля губами, отыскал в нем нужную запись.

- Ага, вот оно. Подождите!

- Жду.

Он помедлил, собрался с духом и прочитал, ведя пальцем вдоль строк: “Computer. Stop the nitrogen protoxide supply to all sections”.

- The nitrogen protoxide supply stopped, - бесцветным голосом доложил компьютер.

- Закись <азота? Вы этих гвардейцев что, под наркозом, что ли содержите?

- А они не под наркозом, - успокоил меня куратор. - То есть, не совсем под наркозом, а просто бредят и всё. В прошлое путешествуют. Сейчас подождем пока ихние мозговые остатки повыветриваются, а потом, значить, пообщаемся.

- В прошлое путешествуют? Как это понять? - ещё больше удивился я.

- Ну, книжки про машину времени читали? Вот наш доктор её и изобрёл. Правда, ездить на ней можно только в своё прошлое. Точнее, значить, не в собственное, а как бы в прошлое своего рода, прямо до самой первой обезьяны. Или, я не знаю, кто там был в начале.

Нет, всё же деменция:

- Любопытно! Ну и как она, эта машина? Заводится хорошо?

Федор Федорович вполне уловил насмешку.

- Опять ёрничать начинаете, молодой человек? Я, конечно, не отрицаю, что вы талантливый ученый и всё такое прочее, но, с другой стороны, чему вас там учили, в этих ваших университетах? Вас, значить, обучали диалектическому материализму и истории партии, а теперь вы смеетесь над тем, что в этот курс включено не было. Поняли мой тонкий намек?

- Куда уж тоньше! - пришлось соглашаться. - Но всё равно с трудом верится. Вы уж мне поподробнее объясните, что это за аппарат такой.

- А и не аппарат вовсе. Просто подается этот вот "протоксид" и готово дело - человек помчался неведомо куда! Сквозь время, значить.

- Нет, вы ерунду говорите. В Москве почти все зубные врачи для наркоза закись азота применяют, но почему-то никто из пациентов никуда не мчится. Только если за деньгами.

- В этом, значить, и есть секрет доктора! - он хитро прищурился. - Скажу уж вам, так и быть. Всё дело в концентрации. Есть такая концентрация, когда человек ещё не спит, но уже и не бодрствует, а пребывает, значить, на самой границе - вот тогда и начинаются эти видения. Страх, я доложу, кромешный!

- Неужели вы тоже?

- А как же! С меня то он и начал экспериментировать, а монстриков уж потом подключили. Я, молодой человек, так напутешествовался, что начал даже предупреждения получать!

- Какие? От кого?

- Кабы знать. Может от каких-нибудь Высших Сил, а может быть и от самого Господа Бога.

Покойник, значить, такую теорию в своих древних колдовских книжках вычитал, что память нам как бы передается по наследству. Только адресовано наследство не сегодняшним людям, а будущим, поэтому мы им пользоваться и не можем. Мы, значить, простые носильщики, хотя свою лепту тоже прибавляем.

- И что же вы видели там, в прошлом?

- Не просто видел, а участвовал, значить, во всех событиях! Я вам передать не могу, какой это кошмар. Кто меня там только не убивал: и варвары, и викинги, и даже какие-то простые уличные бандиты! Видишь всё как наяву, только поделать ничего не можешь. Стоишь, значить, и наблюдаешь, как тебя хладнокровно уничтожают.

- А кроме этого? Какие-нибудь важные исторические события или известных людей видели?

- Нет, господин Гвоздев, вы всё неправильно себе представляете. Это совсем другая память, с историей, значить, никак не связанная. Начинается она вообще в каком-то Космосе, из которого мы все, как я теперь понимаю, и произошли! Мы с покойником мои грёзы сто раз на других людях проверяли, и всегда что-нибудь да было про Космос.

- Космос? Нет, я не насмехаюсь, но наркоманы в своих видениях тоже постоянно куда-то улетают. А воздействие закиси азота очень напоминает наркотическое опьянение. Конечно, я слышал про "память предков", но не уверен, что это именно то, о чем вы говорите. Галлюцинации вряд ли можно рассматривать как аргумент, какими правдоподобными они бы не казались. Нужны более серьёзные доказательства.

Федор Федорович прямо расцвел, услышав про доказательства:

- Скажите, вы не знаете кто такая Бастет?

- Даже не представляю из какой оперы. А в чем дело?

- Дело в том, что если вы не знаете, то я и подавно знать не мог! И доктор не знал. Только в энциклопедии мы и отыскали, что это древняя кошачья богиня. Она, значить, заведовала всеми домашними кошками и сама выглядела как женщина с кошачьей головой. А по совместительству была глазом верховного бога Ра и занималась мщением. Мстила, значить. Очень вредная и опасная персона, я вам скажу.

Я почувствовал, что за его словами кроется нечто необычайное.

- Видели её, что ли?

- Меня ей в жертву принесли! Задушили, значить, египетские жрецы-подпольщики в черных халатах с золотыми лентами. Задушили, изверги, прямо перед статуей этой Бастет. По монументу мы с доктором их и разоблачили!

- Фантастика! А не может быть, что вы фильм на эту тему смотрели, и он произвел сильное впечатление? Эпизод отложился в памяти, а потом всплыл?

- Ну а имя откуда взялось? Из какого фильма?

- Мало ли…

Сперанский грустно вздохнул:

- Понимаете, после путешествия в прошлое в голове всё равно ничего не остается! Вспомнить, что такое с тобой приключилось невозможно - будто кто-то ножницами вырезывает эту часть. Остается чувство, что видел удивительные вещи и понял великую тайну. А в чём она, эта тайна, уже забыл! Я так понимаю, что Высшие Силы специально сию хитрость изобрели, чтобы раньше времени никто в их кладовку не лазил. Страхуются, значить.

- “Защиту от дурака” ставят?

- Вот-вот. Но доктор наш тоже не дурак был - цеплял на мою голову всякие проводки с наклейками и магнитофон включал. А мне наказывал, чтобы я старался вслух диктовать, что там со мной происходит.

- А вы типа как робот-разведчик? Как “Луноход”?

- Ага. Хотя никакие приказы в прошлом конечно не действуют, потому что человек как бы пребывает в полной отключке. Однако мысль работает ясно, и говорить он тоже может.

- Сам по себе? Без команды?

- А как же! Безо всякого внешнего воздействия, – он взглянул с такой гордостью, что стало ясно, что говорить без команды ему приходилось не часто. - Вот я и наговорил с три короба! Потом прослушали мы запись, а там, значить, про эту страхоту "Бастет", прости меня Господи. Бессвязно так, отрывчато, но очень даже внятно: Бастет и Бастет. Кто такая? Я-то не помню ничего, хоть кол на голове теши!

- Подождите! А жрецы с золотыми лентами? Как же вы про них вспомнили?

- А слушайте дальше, и сами всё поймете. Доктор сразу за слово "Бастет" ухватился, хотя и не ведал, что оно означает. Догадался, значить, что в нем какой-то смысл кроется. Навели мы справки и выяснили, что действительно была такая богиня. Древнеегипетская и редкая, а не как какой-нибудь бог Ра, про которого каждый школьник знает.

- Ну, про Ра, предположим, тоже далеко не каждый знает.

- Мы-то знали! Тогда доктор помещает весь мой непонятный, бессмысленный бред в компьютер и дает задание подсчитать одинаковые слова, сколько раз я их, значить, повторяю, и как они друг за другом следуют. И заказывает слайды про фараонов, раскопки, пирамиды и всё такое египетское, чтобы вывести меня на эту "Бастет".

Я сижу себе, значить, в каюте - чаёк гоняю, пока компьютер мне кино крутит и мои же собственные глупые слова с экрана нашептывает. Вначале, значить, напрягался, всё хотел вспомнить, а потом плюнул - толку никакого, одно мучение. Высшие Силы своё дело туго соображают!

- Не зря, значит, зарплату получают?

- Ну! Так и мне зарплата идёт, а что ещё пожилому человеку надо? Пью себе и пью, как вдруг глядь на экран, а там эта ведьма с кошачьей головой! А с ней в компании ещё один мужик с клювом и какой-то человекообразный крокодил. Ох, и жуть же меня взяла!

Я блюдечко-то с вареньем плюх на пол и стою, ушами хлопаю, а мой голос в телевизоре говорит: "Теперь ты видел её глаза. Теперь ты умрешь".

Мама родная! Жаром меня обдало, в мороз, значить, кинуло, и всё как есть вспомнил! И лысых жрецов, и статую, и даже то, что торопились они очень. Вроде как боялись, что кто-то может нагрянуть в пещеру, где казнь моя жертвенная происходила.

Рот валидолом набил и бегом к доктору. Так, мол, и так, говорю, ваше величество, задание выполнено! Вспомнил голубицу с потрохами. То есть, я хотел сказать, с артефактами. Артефакты - это такие магические предметы…

- А викинги? И уличные бандиты? – не знаю как у других, но у меня по истории слабая тройка, и про Бастет я действительно услышал впервые в жизни.

- Это уже после богини было. Доктор, значить, исхитрился и, хоть и ненадолго, но надул Высшие Силы. Я говорил, что тут вся соль в концентрации? Говорил или нет?

- Говорили. Только я не совсем понял, что это даёт.

- О, это многое даёт. Оказывается "протоксид" растворяется в крови как сахар в чае, но только, значить, на время. Пока им дышишь. Как перестал вдыхать - всё, сеанс окончен. За пять минут он полностью улетучивается. Вот доктор и придумал такую штуку, которая, значить, регулировала накачку "протоксида" в маску. Такой специальный клапан или вентиль… забыл я, как он правильно называется. Короче, подкрутит крантик - я в прошлом. Крутанет в другую сторону - я здесь, в настоящем, и рассказываю, пока при памяти. Видит он, что я очухиваться начинаю, и бултых меня обратно к викингам. Так вот и носился как угорелый туда-сюда, пока Высшие Силы не опомнились и не отключили меня от этого дела.

- Как понять: "не отключили"?

- Очень просто. Видать заметили, что их запрет нарушается, и перекрыли видения, а взамен установили в голове красную мигалку с сиреной! Только доктор погрузит меня в прошлое - лампа давай мигать, сирена гудеть и ничего разобрать невозможно. А свет и звук в точности, как при пожарной тревоге. Ну, я взмолился, значить. Не могу, говорю, ваше величество, более подвергать себя смертельному риску. Вдруг они когда-нибудь возьмут и не выключат эту катавасию при моём возвращении. Что я тогда делать буду? С лампой в голове!

Послушался он, но опытов своих не бросил. На монстриков переключился - дескать, они существа конченные, и с лампами проживут. На широкую ногу дело поставил, автоматику всякую мобилизовал, устроил для них специальные камеры с герметической атмосферой, куда протоксид накачивается, но разве Высшие Силы обойдёшь? На то ведь они и Высшие! Ну и исчез. Исчез, значить, бедолага, как его корова языком слизала. Все думают, что он утонул, но я то знаю в чём дело. Не в свои сани сел.

- Может быть, заблуждается, но, во всяком случае, не врет, - решил я и наудачу спросил, -Послушайте, господин Сперанский, а как бы узнать, что видят в прошлом ваши монстрики? Я понял, что за ними ведутся наблюдения. Могу я ознакомиться с результатами?

Заслышав просительные ноты Федор Федорович посуровел и явил лик, широко вошедший в обиход после открытия скульптурной композиции “Рабочий и колхозница”.

- Ничего сказать не могу. Рассмотрим, значить, вашу просьбу и сообщим. Лично у меня возражений нету, а дальше как начальство скажет. Ежели будет санкция, то пожалуйста, милости просим. Ну а нет, уж не обессудьте. Начальство, значить, свои виды имеет.

- В таком случае, я у самих монстров и узнаю! Всё равно ведь о чем-то надо разговаривать. Показывайте, где они тут.

- Здесь, родимые, вот за этими безвоздушными дверями, - он махнул рукой в сторону овальных люков. - Сейчас уж, наверное, оклемались. Воздух у них вентилируется через такое устройство, которое, значить, следит за концентрацией. Я объяснял про концентрацию?

- Объясняли. Уже раза три. Ведите лучше к монстрам.

Ссаженный с любимого конька, Федор Федорович обиженно взглянул на меня и, шаркая подошвами, поплелся к крайней двери.

- Самсон Бама Нгомо Бибанга, родом из Заира, - прочитал он в блокноте. - Черный, 32 года, холост, рост 6 футов 4 дюйма, вес… вес не разберу! С помарками записано. Короче, жирный такой негритос. Килограмм на сто двадцать потянет, не меньше.

- Что вы его расписываете как брачный маклер? Какая мне разница на сколько он потянет?

- Положено так, - строго сказал куратор. - Не зря же этот параграф в инструкцию включили? Значить, есть разница, коли пишут.

- Ладно, давайте дальше, - смирился я.

- Осужден в Гватемале, - он призадумался. - Это где же такая будет? Ладно, Бог с ней. Приговорен, значить, к смертной казни за ритуальные убийства. Культ Вуду.

- Оккультист?

- Ну! И чего только на белом свете не бывает: и Будду, и Вуду-Муду, - Сперанский вздохнул. - Семь расчлененных трупов. Пятеро мужчин и два мальчика. Зарезал, значить, бандюга!

- Давайте с кого-нибудь другого начнем.

- Испанец, Хосе Альварес Монтойя, 52 года. Растлитель малолетних и серийный убийца. Осужден на Барбадосе, признан невменяемым и приговорен пожизненному заключению. Рост 189 сантиметров…

- Так, а следующий кто?

- Следующая. Немка, баронесса фон… фон… - он с досадой захлопнул блокнот, - ну ничего не разберешь! Но, я её и так хорошо знаю, без записей.

- Людоедка?

- Навроде того! В Боливии мы эту сучку выкупили. Кличут её Анхеликой, но на самом деле она ведьма фашистская, а никакая не Анхелика. Лучше с негра начать, чем с неё.

- Чем же она вам так досадила? Порчу навела?

- Да она сама хуже всякой порчи! Образованная зараза, все языки знает, везде побывала, со всеми переспала, ну и помешалась на этой почве. Мужики ей обрыдли!

Говорит, что у мужиков примитивная фантазия - одинаково снимают штаны. Такая язва, что без риску подходить к ней можно только когда она под наркозом.

- А осудили за что?

- Как это "за что"? За садизм, конечно! Устроила в своем поместье извращенную лесбиянскую секту и поклонялась какому-то языческому божеству. И допоклонялась, значить…

Он хотел ещё что-то добавить, но в этот момент коридор заполнился короткими и частыми звонками пожарной сигнализации, под потолком зажглось красное табло с мигающей надписью "Fire Alarm", а из невидимых отверстий в палубу с дьявольским свистом ударили сразу четыре морозные газовые струи.

В один миг помещение преобразилось и вокруг нас воцарился воющий, свистящий, шипящий ад.

- Углекислота! - крикнул я. - Бежим отсюда!

Но Федор Федорович даже не пошевелился. От неожиданности он остолбенел и как зачарованный уставился на взрывавшийся светом плафон.

Я перепугался не меньше, но в паралич не впал – наоборот, проснувшийся инстинкт самосохранения побуждал к решительным действиям. Схватив куратора за шиворот, я волоком подтащил его к водонепроницаемой двери.

- Командуй быстрей! У нас пара минут, не больше!

Тот вдруг сделался ватным и начал тяжело заваливаться набок.

Меня захлестнула волна животного ужаса.

- Командуй, пень!!! - заорал я прямо в морщинистое ухо. - Командуй!!! Сейчас задохнёмся!!!

- Ка… ка… ка…

Мной владело паническое желание отшвырнуть этот груз и бежать - не важно куда, а лишь бы не стоять в ожидании стремительно надвигающейся гибели.

Прижав правой рукой почти бесчувственное тело к металлической стенке, левой я принялся хлестать по упитанной физиономии.

- Очнись, идиот! Подохнем как тараканы! Очнись, тебе говорю!

Под градом пощечин его глаза наполнились слезами, и он попытался защититься.

- Повторяй за мной, только громко! - я отвесил ему последнюю оплеуху и развернул лицом к выходу. - Computer!

- Computer! - эхом отозвался Федор Федорович.

- Громче кричи! Тебя из-за звонков не слышно! - для тонуса я дал ему подзатыльник. - Computer!

- Computer! – изо всех сил завопил куратор.

- Open the door "F"! - крикнул я.

- Open the door "F"! - выложился он.

- The door "F" blocked. Operation failed, - равнодушно отрапортовал компьютер.

С перекошенным лицом Федор Федорович ринулся к двери и обеими руками принялся колотить по бронированной плите.

- Open the door "F"!!! Open the door "F"!!! Open the door "F"!!! – орал он благим матом.

Голова у меня начала наливаться свинцом, отчего стены дрогнули и тихонько поплыли в тяжелом тумане, заливавшем агонизирующий коридор.

Собрав последние уже остатки воли, я снова сгреб куратора за шкирку.

- К монстрам двери открыть можешь?

- Open the door "F"!!!" - прокричал тот мне прямо в лицо.

Я оттащил его к ближайшему люку и ткнул носом в бронзовую латинскую букву "S".

- Наш последний шанс! Командуй!

- Computer! Open the door "F"! - завопил Сперанский.

- The door "F" blocked. Operation failed, - объяснил компьютер.

- The door "S", болван! - страх теперь начал превращался в тупое, гнетущее безразличие, но я ещё владел собой настолько, чтобы наподдать Сперанскому коленом под зад.

- Computer! Open the door "S"! - на этот раз ему удалось переорать даже тревожные звонки.

Запоры звучно и спасительно клацнули в ответ, а длинная стальная ручка заметно вздрогнула.

Я навалился на неё всем телом, но массивная с виду конструкция поддалась на удивление легко и отошла, образовав почти метровую щель, куда я сверхсильным броском направил не перестававшего голосить Сперанского.

Тот зацепился за ступеньку высокого металлического порога и распластался ничком у самого входа, а я, шагнув следом, встал прямо на обширную чиновничью задницу и потянул за собой дверь.

Как только толстая резиновая прокладка сжалась под тяжестью стали, вокруг наступила сладкая, торжественная тишина.

Одновременно с радостью меня посетила мелкая дрожь в коленях, одуряющая тошнота и волна липкого, вонючего пота.

Не найдя сил двинуться, я вяло стёк по двери и присел на жирные ляжки куратора.

Несколько минут мы пребывали в неподвижности, прислушиваясь к отдаленным звонкам, пока надменный женский голос не произнес откуда-то сзади:

- Сперанский! Кажется, я тебя просила привести девочку, а не мальчика, - последовала недолгая пауза. - К тому же он пахнет!

По-русски она говорила без акцента, но как-то слишком уж правильно – наши люди так не говорят. Наши люди жуют и глотают слова, а эта произносила их четко и с одинаковыми, точно отмерянными интервалами – как с конвейера снимала.

Я попытался повернуться, но Федор Федорович, на которого командные интонации действовали мобилизующе, отреагировал раньше, и теперь уже мне пришлось растянуться на ковре.

- Сперанский! Поздравляю - новый оскал подобран со вкусом. Пожалуй, в Голливуде ты сделал бы карьеру.

Наконец, мне удалось приподняться, но тут я увидел лицо куратора и в припадке нервного хохота снова шлепнулся на пол.

Стресс впечатал в физиономию Федора Федоровича то самое выражение, которое возникло, когда компьютер отказался открыть нам дверь.

- А в чём дело? - недоуменно спросил тот. - Почему он смеется?

- Просто странный мальчик, - холодно объяснила женщина. – Другой давно бы удрал, а этот смеется. Хотя нет, теперь он плачет.

Я и в правду уже рыдал.

- Русский? Из Москвы?

- Так точно, Ваше Величество. Назначен вместо прежнего.

- А того отравили или повесили?

Меня настиг ещё один приступ.

- Ах, утопили. Жаль. Надо было повесить. У него был отвратительный баварский выговор и чересчур длинный нос, но на рее он выглядел бы убедительно. А когда тебя утопят?

Следующий всплеск смеха вызвал спазматическую боль в желудке, от которой едва не остановилось дыхание. Я стал судорожно хватать ртом воздух, а когда справился с собой, вновь услышал тот же ледяной голос.

- Ах, просто в гости зашли? Так это был визит вежливости? Что же, я рада, хотя у русских всё получается слишком внезапно.

Чтобы избежать нового приступа, мне пришлось сильно укусить себя за руку.

- Ладно, отправь веселого мальчика в ванную - пусть наденет халат с камелиями, а свой фрак выкинет в окошко. Да, и достань сердечные капли. Да, там, в коралловой шкатулочке. Нет, это не ему, а тебе. Выпей, прежде чем идти.

Боль от укуса вернула мне способность двигаться целенаправленно, и я, наконец, смог подняться.

Прямо передо мной, на застеленной узорчатым покрывалом кровати, среди живописной груды атласных подушек, лежала укутанная в шелка женщина… - нет, скорее не женщина, а больной бескрылый ангел.

Кожа её почти просвечивалась, а изящно очерченное лицо, было прекрасным, но совершенно безжизненным. Кисти рук и обнаженные маленькие ступни уже умерли, а длинная шея с едва пульсирующей синеватой жилкой угасала как огненная точка на кончике задутой свечи.

Если бы не огромные, широко распахнутые, пылающие ярким голубым пламенем глаза, её можно было бы принять за восковую статую.

- Кажется, здесь пахнет собаками, - не терпящим возражения тоном сказало существо. – У меня ужасная аллергия на собак.

Я и сам чувствовал исходивший от меня острый запах пота, поэтому без слов направился в ванную.

- И одежду выброси! – донеслось следом.

Спорить не было ни сил, ни желания.

Федор Федорович, сжимая в кулаке флакончик, поплФедор Федорович, сжимая в кулаке флакончик, поплелся за мной и, оказавшись перед большим настенным зеркалом, тупо спросил: “Ой, а кто это?”

- Сватья баба Бобариха", - ответил я, стаскивая брюки.

Он всмотрелся в своё отражение и рухнул на розовый фарфоровый стульчак.

- Зря переживаете. Вот если бы заикание, - я встал под душ и начал намыливаться, - тогда бы вы ни одну дверь здесь не открыли. Блуждали бы по коридорам, как тень отца Гамлета, но без всякой надежды на отмщение. А лицо это так, мелочи.

Федор Федорович промолчал, но было понятно, что сам он придерживается иного мнения.

Я насухо вытерся и начал искать упомянутый в разговоре белый халат с камелиями.

К огорчению, он оказался не купальным, а женским - шелковым, с вытачками и длинным продольным разрезом от бедра. Ничего более подходящего в гардеробе не оказалось.

Осторожно обнюхав свою собственную одежду, я убедился, что без основательной стирки пользоваться ею было нельзя.

С завидным упорством жизнь снова лишала меня выбора: накинув халатик, я обратился к зеркалу и нашел, что выгляжу как порнозвезда. Оставалось только подкраситься.

Пока я крутился перед зеркалом, Сперанский начал подавать признаки жизни, но как-то не очень активно. Пришлось отобрать флакон и вылить ему в рот.

Это оказались малоэффективные в данном случае валериановые капли, однако куратор зашевелился и пустил в меня крупный коричневый пузырь.

- Поднимайтесь, надо как-то выбираться отсюда, - предложил я, затягивая пояс.

Федор Федорович отрицательно помотал головой и указательным пальцем ткнул в свое отражение.

- Ну, не смотрите, и дело с концом. Хотя ничего страшного я там не вижу. Просто теперь вы немного похожи на "Терминатора".

- Нет! Нет! - продолжал упорствовать Федор Федорович, тыча пальцем в зеркало.

- Аргументация не в вашу пользу, - я подхватил его под руки и рывком оторвал от стульчака. - Кроме того, вы просто не понимаете своих преимуществ. Теперь вас все будут бояться, а Липский ещё и завидовать. За такую рожу он выложил бы половину стипендии.

Я распахнул дверь, вытащил куратора из ванной и прислонил к стене.

- Как он? - осведомилась наблюдавшая за моими манипуляциями женщина.

- В порядке, держится молодцом. Спасибо за лекарство и извините нас уважаемая…, уважаемая…

- Анхелика. Зови меня Анхелика, - подсказала она.

- Уважаемая Анхелика! Тут в коридоре произошла авария, и нам ничего не оставалось, как искать спасения у вас. Извините за беспокойство. Как только проветрится, мы уйдем, а халат я после верну.

- Не трудись. Меня скоро не будет.

- Зачем вы так говорите? Вы ещё поправитесь! - я понимал, что она знает цену словам, но ничего другого придумать не смог.

Та высокомерно улыбнулась.

- Мне плевать. Жаль только, что то, что останется сожрут рыбы. Рыб я не люблю ещё больше чем собак. Они скользкие и с глазами как у Сперанского. Я люблю кошек.

- Я тоже люблю кошек. У меня дома живет одна, белая. Её зовут Бацилла. Она любит мясо, но в последнее время мы с ней сидели на диете.

- У меня жили четыре кошки. У них голубые шубки и черные перчатки на лапках. Их зовут: Адель, Бетси, Гретхен и Жужа. Гретхен очень любит котов, и я в шутку прозвала её Лиллит.

- А Бацилла ненавидит котов. У неё был один рыжий мордоворот по прозвищу Уритан, так он, подлец, ни разу не позвонил и не справился о детях! А она первое время даже спала на телефоне - всё ждала от него весточки.

- Ты прав, котам верить нельзя! К нам повадился один, по имени Педро Игнасиас Эскобар, но я приказала не принимать его. Он был безродный, этот Педро Игнасиас, а я не люблю таких, которые не знают своих предков. В России люди тоже не знают своих предков, но я думаю, что они не виноваты.

Я подправил ноги куратора, чтобы у стены он держался устойчивее.

- Раньше у нас все знали своих предков, но потом что-то изменилось и жизнь пошла вверх дном.

- Да, это самая большая ваша трагедия. Если человек не ощущает связи с вечной и непрерывной цепью своего рода, он превращается в оборванный ветром лист, бесцельно гниющий на краю канавы.

- Сейчас в России мало кто знает даже своих прямых прадедов. Не говоря уже о генеалогии. У нас теперь нет генеалогии, хотя раньше всех родившихся и умерших записывали в специальные церковные книги. А в поминальной молитве перечисляли поименно, и потому не было разницы когда человек ушел – вчера или во время какой-нибудь Бородинской битвы.

- Я часто бывала в России и хорошо помню ваших дворян. Это были блестящие, высокообразованные люди с развитым чувством долга. Родство с ними - большая честь.

Странно. О ком это она?

- А я удивляюсь, откуда вы так хорошо знаете язык. И когда же вы были в России в последний раз?

- Я говорю на восьми языках, а в России была когда умирала моя прапрабабушка Хельга фон Бок. Она была женой русского кавалергарда князя Ростоцкого, следовательно, я тоже немного русская.

- Так вы о видениях? - сообразил я. - Но ведь Сперанский утверждает, что в памяти ничего не остается. А вы, значит, помните?

- Это нормальные люди забывают, а шизофреники помнят. Во всяком случае, так сказал мерзкий лягушатник, когда пытался вытянуть из меня кое-что. Мерзавцы подмешивали мне в пищу яд, который вызывает видения, а когда я отказалась от еды, они отравили воду. Теперь я блуждаю во Времени постоянно.

- Это не вода, а газ. Сюда закачивают специальный газ, не имеющий запаха и цвета. Он называется "веселящий". Вот от чего у вас видения.

- Газ? Ну, пусть газ. Мне теперь уже всё равно. Видишь, что от меня осталось?

Я заглянул в закатившиеся глаза куратора.

- Не говорите так. У меня здесь один приятель, так мы с ним собираемся всё исправить. Если продержитесь ещё немного…

- Ты говоришь ерунду! Вероятно, ещё не понял, куда попал. Жаль мне вас с приятелем.

- То есть?

- Я вижу - ты добрый мальчик, а добрые люди безнадежно глупы. Как тебя зовут?

- Сергей Гвоздев. Я вирусолог. Но, мне кажется, я старше вас.

Ответом стала ледяная улыбка.

- Кто может быть старше умирающего? Только мертвый.

Я ещё раз взглянул на Сперанского и удостоверился, что тот общается с викингами.

- Пока неизвестно, кто здесь будет умирающим и кого сожрут скользкие рыбы. Дайте срок! И, кстати, скажите - о чем с вами разговаривал Мюссе? Что его больше всего интересовало?

- Разговаривал? - на этот раз улыбка наполнилась ядом. - Бриллиант! Я бы не назвала разговором то, что между нами было. Ты плохо меня знаешь, если думаешь, что я могу беседовать с висельниками.

- И всё-таки! Понимаете, чтобы что-то предпринять, необходимо разобраться. Помогите нам.

Минуту она молчала, просвечивая меня космическим взором.

- Ты очень грозно выглядишь в моём халате и с этим окосевшим идиотом в руке. Надеюсь, вы с приятелем уцелеете. Так что тебя интересует?

- Намерения. К чему он стремился? Для чего нужны эксперименты с веселящим газом?

- Он хотел добраться до тайных знаний, которыми владели древние, и которые были утрачены по воле Провидения.

Я не знаю, как лягушатник собирался их использовать, но уверена, что не на всеобщее благо. Он не принадлежал к человеческому роду, этот Мюссе, и ад, выпустивший его на землю, не мог ждать слишком долго.

Как только она сказала про ад, Сперанский выпал из транса и, с места в карьер, напустился на меня.

- Это всё из-за вас! Говорил же, что Высшие Силы не любят, когда их запреты нарушаются! Предупреждал! А вы что? - куратор смерил меня особо презрительным номенклатурным взглядом.

Странный обморок: вроде в другую комнату человек выходил, а потом вернулся.

- Не кокетничай, мошенник, - вступилась за меня Анхелика. - Девочки будут от тебя без ума. Моя подруга Люсиль обожала всяких уродов. И Катрин. Пожалуй, ты будешь пользоваться успехом как граф Анри де Тулуз-Лотрек, который в детстве свалился с крыши и нажил себе замечательные увечья. Дамы его обожали!

- Нужны мне ваши дамы! – ляпнул Федор Федорович, но тут же стушевался. - То есть, я хотел сказать, большое спасибо, ваше величество.

- Вирусолога благодари, - великодушно разрешила Анхелика. - Если бы он не зашвырнул тебя словно мячик для гольфа, этот бесподобный оскал оценили бы только гробовщики. Впрочем, я надеюсь, ты не лишишь их такого удовольствия.

- Так точно, Ваше Величество, - угодливо пообещал Сперанский.

Определив состояние куратора как неустойчивое, я спросил у Анхелики:

- Скажите, а далеко ли продвинулся Мюссе? Я понял, вы не делились впечатлениями - как же он ум

[panda]

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

На какое-то время я отключился. Просто выпал из текущего момента как сбитая шаром кегля и пришел в себя только когда открылась дверь и в каюту протиснулся здоровенный усатый тип в зеленой чалме и черной униформе.

Неприятный, хотя и красавец-мужчина: многослойный как чемодан контрабандиста или как актер, исполняющий в одном спектакле разные роли.

Не знаю, почему я так подумал: вероятно, морда слишком уж слащавой показалась. В наше героическое время морда у порядочного человека должна быть не слащавой, а перекошенной, примерно как у Алтуз-бабы.

Этот же обличьем напоминал положительного героя из репертуара классического индийского кино: высокий, пышущий здоровьем смуглый брюнет, холеный и, что мне особенно не понравилось, губастый.

Сходство было настолько выдающимся, что показалось, будто прямо у входа он запоет и начнет выкидывать всякие коленца.

Однако сеанса не случилось - едва наши взгляды встретились, я убедился, что взор его глубок и выразителен как ружейное дуло.

- Need a doctor? - без церемоний спросил он, завершив наведение.

- Sure. Bring me one, - я решил, что изучение моих мыслей всё же заставит его выстрелить.

Харерама, как я мысленно окрестил его, отдал короткую команду на каком-то звучном, гортанном языке, и из-за двери выскочили резвые молодцы в такой же черной форме.

Они сгребли меня под руки, выволокли в коридор и уронили на раскладные армейские носилки.

Следом из каюты был извлечен подсчитывающий дивиденды куратор, и нас отнесли в какое-то помещение, оказавшееся, правда, не госпиталем, а спортивным залом.

Здесь как раз проходил тренировочный бой, поэтому появление двух новых тел почти не привлекло внимания.

Носильщики вытряхнули нас на сетку гимнастического батута и, скрестив руки, предались увлекательному зрелищу проходившей за канатами схватки.

Я не разбираюсь в восточных единоборствах, драться не умею и смотреть не люблю, даже если хорошие парни лупят плохих. Просто понимаю, что в жизни чаще случается наоборот, а в кино - звуки раздражают. Не люблю я эти “стук-шлеп, стук-шлеп”…

Но тут поединок меня захватил: несмотря на прекрасную акустику удары почти не звучали.

Впрочем, как я вскоре убедился, их практически не было.

Отбивавшийся от группы учеников тренер исповедовал удивительный стиль: он уклонялся, причем делал это с такой стремительной грацией, что ему даже не приходилось сходить с места, в то время как атакующие разлетались словно брызги из-под буксующего колеса.

Нападавшие, спортивного сложения женщины и мужчины, были настроены весьма решительно и обрушивались на него со всех сторон. То и дело кто-нибудь выстреливал рукой или ногой, нацеливаясь в защитный кожаный шлем тренера, но каждый раз там удивительным образом оказывалась пустота. Не встретившая препятствия энергия удара увлекала тело бойца дальше, и оставалось только подправить траекторию, чтобы падение было более разрушительным.

А падали они как подбитые зенитным снарядом утки.

Я увлекся динамикой схватки и даже обнаружил в ней определенный драматизм: одинокий воин противостоял враждебно настроенной, агрессивной толпе.

В скором времени и толпа перестала быть для меня безликой, распавшись на островки симпатий и антипатий.

К последним относились прекрасная внешне, но отличающаяся подлыми повадками черноволосая девица с чертами инфанты и блондинистый скандинав – викинг облизанный цивилизацией. Эта коварная парочка действовала согласованно и расчетливо, выжидая, когда противник окажется в невыгодном положении и на него можно будет наброситься одновременно.

Выбрав момент, викинг взлетел и, метясь в голову, раскрутился как брошенная пружина. В тот же миг оливковая инфанта метнулась тренеру под ноги. А сбоку на него кинулся свиноподобный турок, размахивая кулаками с частотой вентилятора.

Казалось, спасти сэнсея может только немедленный взрыв противопехотной мины, но через мгновенье все трое благополучно отбили задницы о ковер. Причем каждый пострадал пропорционально замаху: предусмотрительная инфанта вкусно шлепнула попкой, а приземление блондина сопровождалось впечатляющим грохотом костей всего могучего организма.

Но пика ощущений хитрюги достигли когда по их разбросанным членам протопал разгоняющийся дебелый борец.

Наклонив круглую башку и тряся телесами, он надвигался с неотвратимостью цунами, а воткнулся в канаты огорченно - как мяч, по ошибке забитый в свои ворота.

Больше всего мне нравилось, что воин повадкам животных не подражал, благим матом не орал, а просто нес всех подряд, что называется, и в хвост, и в гриву. По-видимому, секрет его техники заключался в невероятной быстроте и точности движений.

Наконец прозвучал гонг, потерпевшие благополучно расползлись, а на ринге возник Харерама.

Наклонившись к закрытому шлемом лицу сэнсея, он стал что-то ему нашептывать, указывая в сторону батута; затем оба проскользнули под канатами и направились ко мне.

По ходу я попытался прочесть их мысли и предположил, что Харерама наябедничал, а воин намеревается задать нам со Сперанским трепку.

Лучшей ответной тактикой было прикинуться убитым заранее: я закрыл глаза и почти перестал дышать.

Около минуты прошло в напряженном, но относительно комфортном ожидании, пока на лицо не легли прохладные пальцы и насильно не разомкнули мне веки.

Тут я и вправду чуть не скончался от неожиданности - над моей головой склонилась Хунхуза.

Подмышкой у нее был зажат кожаный шлем.

- Так кого ты хотел в ванную затащить? – спросил я у внутреннего голоса. Тот притворился отсутствующим.

- Quickstep! - заглянув мне за глазное яблоко, заключила сэнсей.

Буквально это можно было понять как "быстрый шаг", однако я знал, что на сленге так говорят про понос.

Услышав диагноз, Харерама ядовито улыбнулся, а я разозлился и потребовал одежду:

- I need any dress.

Пожав плечами, та перешла к Сперанскому.

Тут у меня немного съехала крыша - я решил наброситься на Харераму и силой отбить брюки. К счастью, тот успел прочесть это намерение и, со словами: “Wait, wait a minute!”, отпрыгнул.

Поднявшись, я присмотрелся к штанам ближайшего охранника.

- Великоваты, - шепнул внутренний голос. – И мужик тоже.

Тут Харерама достал из встроенного шкафчика кимоно и бросил на сетку.

Я повернулся к народу не лицом и переоделся. В спешке едва куртку с широкими каратистскими штанами не перепутал. Подпоясался.

- Пояс-то черный у тебя, дятел! – поздравил голос.

Как обладатель высшего дана, тут же решил поучаствовать в следующей тренировке, и, сговорившись с викингом и инфантой, наподдать китайской бандитке.

Только собрался подойти к ней поближе - Харерама подхватил меня под руку и увлек к выходу.

Тащит куда-то, как ястреб цыпленка, и просвечивает на предмет крамолы. При этом беззвучно шевелит пухлыми губами.

- Анекдот, что ли, расскажи, - думаю про себя.

- Щаз! – отбрыкивается голос. – За пивом не прикажете сбегать?

Не люблю этого хамского “щаз”, просто на дух не переношу:

- Тогда про ванную. Как ты себе это представлял, гинеколог? Типа я выскакиваю, и решительно…

- Они это любят! – подтвердил голос.

- … заламываю ей руки. Она, конечно, зовет на помощь...

- Притворно, дятел. А сама слабеет и одновременно тяжелеет.

- И, от слабости, по мордасам не бьет? Или – от тяжести?

- От желания, понял. Два года в рейсе!

- Три. Видел сколько здесь производителей – на все вкусы.

- А смотрела на тебя, межпроч.

Терпеть не могу это вот “межпроч”. Гусар, блин. Отключил его за ненормативную лексику и глянул на читателя мыслей – как он?

Вид примерно как у главбуха в день зарплаты, только сумеречности чуть побольше, а ненависти к человечеству поменьше. Ненамного. Ладно, думаю, сейчас вместо журнала “Оплошавшая Работница” полистаем “Антологию Клинических Случаев”. И начинаю излучать анекдоты про Штирлица.

Тем временем мы прошли с десяток коридоров, сворачивая в разные корабельные закоулки. Не пароход, а настоящий плавучий город: с перекрестками, площадями и зелеными сквериками под искусственным солнцем. Людей, правда, не видно. Вроде как повымерли они…

На всякий случай попытался запомнить дорогу, но безуспешно: слишком много дверей, и все одинаковые.

Едва плюнул на это безнадежное дело, мы вошли ещё в одну и оказались в темном прямоугольном зале, оформленном под природный грот.

Вначале я различил лишь сводчатый потолок и неровные стены, облицованные каменными плитами: будто в пещеру попали. А потом, когда глаза привыкли к полумраку, обнаружил у задней стены мраморный алтарь.

Это было изваяние лежавшей навзничь, головой от нас, гигантской женщины. Её слоноподобные, похожие на колонны, ноги почти упирались в свод.

Выстругано натуралистично, вплоть до мелких анатомических подробностей, которые на проверку оказались довольно крупными. Много мрамора ушло.

За алтарем барельеф: грубо высеченная фигура демона с козлиной головой. Выражение неописуемо свирепое! Над рогами два круга, внутри которых перевернутые лики Солнца и Луны. С глазками, ротиками, носиками - будто ребенок рисовал - но вверх ногами.

“Это та самая статуя Бафомета, которую по преданию вручил тамплиерам Князь Тьмы”, - всплыло вдруг в мозгу.

На телетекст не похоже. А похоже на отчетливую мысль – вроде как сам додумался. Хотя понятия не имею, кто такой Бафомет. Впервые это слово слышу.

В жар бросило, когда понял, что мысль не моя!

- Вот вам и тайны египетские, - рапортует по этому поводу Юстас Алексу.

“Почему египетские? - всплывает в сознании. - Совсем другая эпоха, двенадцатое столетие. А вот и сам господин Жак Моле, последний магистр ордена Тамплиеров”.

Оборачиваюсь, а Харерама, дружелюбно улыбаясь, протягивает столь же расположенный ко мне черепок какого-то бедного Йорика. И я понимаю, что при жизни магистр не был симпатичным человеком.

“Его сожгли на костре, но дух ещё не раз воплощался”.

Я инстинктивно отшатнулся, но какая-то упругая сила подтолкнула в спину, а череп завис в воздухе, на уровне моего лица.

- Корпус… скальпус… - шепчу про себя, - акт третий, сцена пятая. Приплыли...

“Так и живем мы, - проплывает вдруг в мозгу, - общаясь с благоуханными женщинами, углубляясь в отверстие, что скрыто у них, подобное отверстию в драгоценном камне, пьем нектар, что дают в изобилии нежные алые уста, подобные лепесткам водяной лилии, в объятиях сжимая сверкающие подобно брильянтам мягкие плечи. А те все, скудоумные, гибнут бесцельно в одиночестве, надеясь на наслаждение в мире ином…”

- Кто?! Кто это?! – ору.

“На залитую лунным сиянием террасу поднявшись, мы соединяемся с женщинами, чей лик подобен светлой луне. Прижимаемся устами к их устам алым, по блеску подобным блеску полной луны, грудью – к соскам их груди, сверканием подобным молодой луне, и этого наслаждения вновь и вновь повторяемого избегают религии приверженцы презренные…”

В ужасе понимаю, что вещает не кто иной, как сам улыбчивый черепок. Интимный дневник предводителя тамплиеров?

“Мы одного обличья люди, мы те, кто сначала с красавицами в притворную ссору поиграв, затем в объятья сливаются с ними, ласкают их, покрывают краской их прекрасные ноги, соперничающие в красоте с лотосом красным. И всеми частями тела своего до ног их дотрагиваются. Люди же отшельнического обличия, право, в заблуждении пребывая, не могут истину постичь, безумные,
правильного пути не знают…”

От происходящего моя, непривычная к магическим ритуалам, крыша не просто едет, а несется со световой скоростью!

“Все эти напрасно мучающиеся дураки, видя на земле плотское наслаждение, бегут от него, страстно стремясь обрести на небе усладу. Да не подобны ли в этом они тем несчастным, которые жестокою жаждой томясь и воду увидев, прочь бегут от нее, полагая, что в месте ином, где как они слыхали то же есть вода, они смогут напиться?”

Хватаю её, улетающую, руками и вою. От жути. Или кажется, что вою, а на самом деле молчу. Или не молчу, а вою, но кажется, что молчу.

И тут всё прекращается. Будто в театре, в самый разгар представления неожиданно опустился занавес.

Смотрю - уже не череп перед глазами, а губастая рожа Харерамы. Эффектно подсвеченная снизу, отчего впадины кажутся пустыми и черными, а скалящиеся в ухмылке зубы поблескивают. Смотрю и обнаруживаю явное, несомненное сходство между двумя масками: отполированной костяной и обтянутой кожей. Близнецы-братья.

“Если череп смеется – значит, у него есть на то причины”, - объясняет рожа.

Голосом. Кажется. А может, телепатирует – я уж не разбираю. Просто послание достигло адресата.

“Внешне все похожи друг на друга - и люди, и звери, - продолжается трансляция, - а внутренне люди похожи на зверей. Потому что люди и звери по своей природе одинаковы. Но человек хуже зверя”.

- Как это? – уточняю. Не сознательно, а автоматически, по инерции.

“Просто. Природа представляет человека всего лишь животным. Животным, которое стало самым опасным из прочих.

Человек в своих человеческих проявлениях страшнее зверя, и ни одно его душевное движение нельзя разделить, где от человека, а где от зверя”.

Только я задумался - крыша встала на место. Что-то такое ведь припоминаю, теории всякие:

- Это про либидо, да? Половое влечение?

“Нет. Это – начало сущего. Пыль и вода по отдельности подвластны ветру; грязь, созданная из пыли и воды, ему не подвластна”.

Круто. Но я не верю, что мы – какая-то грязь. Много раз слышал, но никогда не соглашался:

- Просто люди не одинаковые, а разные. Есть злые, а есть добрые. Это совсем не одно и то же.

“Hет понятий “добро” и “зло” - ты не знаешь, что есть что. Hет понятий “хорошо” и “плохо” - ты не знаешь, что есть что. Ты не знаешь, чем обернется твое зло”.

- Верно. Зато я знаю, что мне можно делать, а что нельзя. Точнее, я просто чувствую, что некоторые вещи делать не следует: брать чужое, завидовать. Мучить животных и вообще – обижать слабого.

“Всякий может ударить слабого, но только слабый хочет ударить слабого. Звери убивают охотясь; человек – развлекаясь. Звери не насилуют, а человек живет насилием”.

- Я не живу насилием.

“Если туча есть, для кого-то она обязательно закрывает солнце”.

Умный череп - не переспоришь.

- Дятел, с кем ты спорить собрался? – очухался, наконец, внутренний голос. – Он же тебя в порошок сотрет, если разозлится.

В этот момент в помещение ворвался конус света; входная дверь распахнулась, и какой-то человек склонился в почтительном поклоне:

- Аятолла…

Харерама предостерегающе поднял руку и, обращаясь к вошедшему, заговорил на незнакомом языке.

Тот что-то промяукал в ответ и склонился ещё ниже.

“Следуй за ним! – промелькнуло в голове. – Он отведет тебя к другу”.

- А зачем всё это нужно? – не утерпел я. – Пещеру на корабле строить, Бафомета приводить…

- Ну ты даешь, дятел! – восхитился голос. – Сейчас точно сотрет в пыль и грязь.

Не стер. Ответил:

“Люди. Управлять - значит внушать веру”.

Вообще-то да. Коммунисты тоже так делали. И фашисты, и все остальные. Нехорошо это.

“Гора не кажется неприступной, если смотреть с ее вершины”.

Я пожал плечами и направился к выходу.

[panda]

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Посланец Харерамы привел меня в лабораторию и передал мрачным девицам, а сам отправился изучать сентенции Жака Моле. Не скажу, что меня огорчил его уход.

А встреча с партнером не сильно обрадовала.

- Русский ниндзя!!! - восторженно ахнул Веник, завидев мой новый наряд. - Самый опасный!!! Стиль "пьяный": боец уничтожает врагов глубоким выдохом. Как Змей Горыныч!

Утешала мысль, что кимоно всё же лучше, чем пеньюар.

- Картина называется, - маркиз пальцами оттянул уголки глаз к вискам, - “Мудрый учитель микробиологии Хун Цун возвращается с тибетчины к любимому ученику Цун Дуну”

- Слушай, угомонись. Мне сейчас не до этово-тово.

- Угомонюсь, если дашь свой пояс. Поносить.

- А зачем тебе?

- Видишь ли, - он призадумался, - на самом деле мне нужен кожаный френч и маузер в кобуре, но, за неимением, подойдет и твой кушачок. Хочу Ларисок приструнить.

- Это кто же такие? - протягивая пояс, я почувствовал, что затевается недоброе.

- Мои секретарши. В прихожей сидят, - он завязал на животе подарочный бант.

Я наблюдал за эволюциями маркиза с напряжением начинающего воришки, до времени поставленного “на шухере”.

- Понимаешь, я у них условные рефлексы вырабатываю, - Веник распахнул дверь. - Видишь вон ту черту?

На линолеуме выделялась кривая полоска, проведенная черным маркером.

- Ну, и что это значит?

- Холоднокровней! Щас поймешь, - он переступил порог и, с видом собравшегося в побег арестанта, начал подкрадываться к черте.

Часовые, разумеется, видели действо, но пока не реагировали.

Наконец маркиз занес ногу для следующего шага и замер, удерживая её в воздухе, над самой полоской. Девицы переглянулись и встали.

- Миннегага Анатольевич, лови момент! Картина называется: "Погоня разъяренных берберов за одиноким адыгейцем", - он рванулся к выходу, но тут же повернул обратно и в три прыжка достиг спасительного порога.

Бросившиеся наперерез Лариски успели добежать только до черной линии и остановились там с недоумевающими лицами.

Случай явно выходил за рамки полученных ими инструкций.

- Видал? - гордо сказал Веник. - Уже час тренирую! Туповаты, конечно, но с другой стороны - что с них взять? Бабец есть бабец, хоть ты его в гренадера с усами переодевай.

- Да, методика почище чем у Павлова. А зачем френч и маузер?

- Френч для солидности, а маузер - чтобы бежать можно было по олимпийски, с низкого старта. Выстрел в воздух и понеслись!

Маркиз возбудился не на шутку - пришлось взять его за руку и усадить в кресло.

- А с чего это ты имидж поменял? - спросил он, поостыв. - Всю жизнь был похож на иеромонаха, а тут вырядился как хунвейбин.

- Сейчас узнаешь. Только скажи, ты свою дипломную работу хорошо помнишь?

- А то? – приосанился он. - Тогда случился настоящий триллер с погоней, кровавыми рукопашными схватками и стрельбой по македонски - из-за одной редкой книжки по палеопатологии. Ценной, как скрипка Страдивари.

Заметь, я ничего не знал, а гадюка Хобот свел с первой страницы библиотечный штамп, и попросил меня реализовать её в букинистическом магазине. Якобы паспорта у него не оказалось! Ну вот, заявляемся мы в магазин, без перчаток и париков, на лицах ни капли грима… мне-то невдомек!

Хобот протягивает книгу и начинает рыдать об умершем дедушке-палеопатологе, который являлся её автором, а продавец тем временем обнаруживает ещё одну печать - на семнадцатой странице. Полный пассаж и немая сцена.

Продавец говорит: "Ворюгой был ваш усопший дед, а не палеопатологом. А вы генетически к этому предрасположены". Деваться некуда - мы давай негодовать! Хобот кричит: "Подменили! Вместе со столовым серебром!" Я тяну паспорт назад и тоже подвываю: "Надо назначить экспертизу! Всех обзвонить! Бежим скорее, пока они не ушли!"

Ну, мы рванули оттуда, и к Семену на овощебазу - репчатый лук разгружать. Помнишь Семена?

- Помню, но меня сейчас не Семен интересует, а Тутанхамон, который оспой болел. Про которого ты написал, что он умер в результате мумификации.

- Не Тутанхамон, а Рамсес пятый. И не искажай - я написал, что в результате мумификации могли появиться рубцы на лицевых костях. А не от оспы, как навязывал нам Зоркий Сокол. После ознакомления с моими выводами у того даже оправа на очках вспотела.

- Рамсес меня тоже устраивает. А про богиню Бастет ты случайно не слышал?

- Как это не слышал?! Да я же египтолог в третьем поколении и почетный член королевского папирусного общества! Меня, может быть, хотели наградить золотой медалью, но из-за одной подлой интриги всё сорвалось.

Вот так: ни тени краски, ни налёта смущения! А ведь врал не кому-нибудь, а мне - человеку, который знал всю его жалкую биографию почти наизусть.

- Печально. Это просто поразительно, сколькими золотыми медалями тебя не наградили. Но всё-таки, что тебе известно про Бастет?

Липский тут же изобрёл гримасу, которая наглядно подтверждала его принадлежность к папирусному обществу:

- Видишь ли, источники крайне противоречивы! Одни свидетельствуют одно, другие - другое, а в итоге ничего не понятно. Ясно только, что всё высасывают из пальца и врут, гады, кто как может. А зачем тебе эта Бастет?

Я начал кратко пересказывать события минувшего утра и по мере развития сюжета веселость на папирусном лике убавлялась, а под конец и вовсе сошла на нет.

Выслушав меня, Веник поднялся и обошел по периметру всё помещение, внимательно исследуя потолок. Обнаружив в дальнем углу металлическую корзиночку датчика, он подозвал меня и спросил:

- Как думаешь, что будет, если сюда сигарету сунуть? Углекислотка сработает?

- Не уверен. Скорее всего углекислота подается только туда, где не может быть людей. Хотя я не знаю - я же не моряк. А что тебя смущает?

- Совпадения. Сперва с доктором несчастный случай, затем с тобой… Ты ведь ему на замену прибыл!

- Не поал? - честно признался я. - Чего им со мной цацкаться? Спустили бы за борт открыто, под ликующие звуки фанфар…

- Кому "им"? - выразительно изогнув брови, поинтересовался Веник.

- Откуда я знаю? Президенту этому и всем остальным.

Он многозначительно улыбнулся:

- Ну, у Президента пока нет резона с тобой расставаться. Ты себя ещё недостаточно проявил. Согласен?

В этом пункте возражений у меня не оказалось:

- Да я тоже так думаю, что рановато. Но если не Президент, то кто же тогда? Если допустить, что все эти несчастья подстроены, значит кто-то здесь ведет игру против собственного начальства. Тогда кто и зачем?

Он начал мерить шагами свободное пространство:

- Нужно поразмыслить. Напрячь мозги, пока их не потушили в углекислом соусе с каким-нибудь жидким пенообразователем.

- А может ты зря напрягаешь свои сосиски? Сперанский говорил, что у Президента на каждого человека имеется крючок. Хотя и так ясно, что людей они не в портовых тавернах набирают.

Маркиз продолжал расхаживать:

- Всяко может быть. Всяко! Но я понимаю, что тайная деятельность такого масштаба является тайной только для обывателей. А кому положено - те знают! - он вытянул руку и указал на потолок, будто таинственные "те кому положено" затаились прямо над нами. - Любую активность в области расщепляющихся материалов, высоких технологий, какой-нибудь дерьмовой химии и, конечно, в нашей, отслеживают разведки всего мира. Если засекут, например, закупки оборудования или сбыт чего-нибудь такого номенклатурного - просветят всё вплоть до паховой грыжи. Понимаешь?

Тут, словно в ответ на его слова, видеофон замигал всеми цветами радуги, мелодично звякнул и профальцетил:

- Mister Gvozdev! Please accept my apologies for the morning accident. Was you hurt badly? How are you feeling?

- I am fine. Thank you, - от неожиданности я растерялся, но быстро сообразил, кто справляется о моём здоровье.

- Good. Mister Speransky has got to go to hospital for some days. Miss Lisa Moon will take a care of you.

- Who’s she?

- You’ll see. Sudden romances usually end some ways.

После этих слов экран вновь сделался черен, и в помещении воцарилась тишина.

- Это Президент был? Что сказал? - быстро спросил Веник. - Что ещё за шмансы-романсы?

- Примерно так: "Внезапные увлечения обычно завершают некоторые пути". Но это дословно, а на самом деле тут есть какой-то подтекст. Намек какой-то.

- Яки намеки, дядьку?

Я внимательно оглядел лицо и костюм папирусоведа, ища следы подвоха:

- А ну - признавайся! Может, ты окрутил здесь кого, пока меня не было?

Маркиз обиделся:

- Щас! Видел как на меня Лариски смотрели? Если бы я черту фломастером не нарисовал, ты бы наткнулся на горку обглоданных берцовых костей. А что за Лиза Мун?

- Не Лиза, а Лиса. Алиса. Будет приглядывать за нами, пока Сперанский лечится.

- Ага, вот как. Тогда нужно сразу же проверить её рефлексы! Тебе тут нитки не попадались?

- Барон, отползите! Мне сейчас надо срочно кое-что выяснить…

Он вздохнул и поплелся к креслу, а я сел за компьютер, намереваясь отыскать что-нибудь, что пролило бы свет на загадочные слова Анхелики.

Вызвав программу поиска, я принялся выбирать файлы по расширениям и вскоре наткнулся на незамеченные прежде залежи видеоинформации. Клипов здесь было не меньше чем на хорошей телестудии.

Как обычно, названия файлов ни о чем не говорили, поэтому я выбрал самый большой и запустил.

Экран монитора погрузился во мрак и оставался абсолютно черным, пока из скрытых динамиков не поплыли звуки, напоминающие плеск волн вперемешку с шелестом листвы.

Чернота незаметно преобразилась: кое-где поредела, кое-где сгустилась, и прежнее непроницаемое зеркало стало рыхлой ночной тучей, в разрывах которой просматривались очертания дикой, гористой местности.

Внезапно облака распахнулись, и над заснеженными пиками гор нависла тяжелая, выпуклая Луна.

В распростертое внизу озеро хлынула сверкающая ртуть; на мелких волнах заиграли серебряные блики, заплясали бегучие огни, и к берегу потянулась стремительная, светлая дорога.

Вершины пирамидальных тополей оделись бледным сиянием - деревья превратились в гигантские свечи, колеблющиеся тени которых потянулись к полуразрушенной баллюстраде и затерялись среди поверженных колонн, у мраморных изваяний, исполнявших какой-то таинственный и грозный ритуал.

Разбухшее облако с драконьими головами с лету попыталось вцепиться в Луну, но уродливые когти соскользнули с гладкого края; дракон унесся к отрогам и сгинул, а к светилу уже подбирался грузный, неповоротливый бегемот, распяливал свою жуткую пасть, промахивался подобно старшему собрату и спешил ему вслед, волоча по земле изорванное зарослями одеяние.

С гор сорвался порыв ночного ветра, бросил в дрожь пылающую листву, пригнул к воде густую прибрежную осоку и растворился в зарябившем зеркале; возмущенный шепот потревоженных веток долго ещё бродил под арочными сводами аллей.

В развалинах замелькали языки пламени: к баллюстраде начали выходить молодые женщины в коротких белых туниках со смолистыми факелами в руках. По мере приближения их стройные фигуры и обрамленные распущенными волосами лица становились всё более различимыми; наконец, танцующий огонь начал выхватывать из мрака рельефные выпуклости тел, детали одежды и украшения.

Расположившись плотным кольцом вокруг чашеобразного мраморного алтаря, они стали швырять факелы в озеро. Когда последний, описав широкую огненную дугу, вонзился в лунную гладь, одна из них, скрывающая лицо за серебряной маской, вышла в середину и заговорила на удивительном, напевном языке, завораживающем плавными сменами интонаций и ритмичным чередованием гласных.

Как только она произнесла первые слова, по экрану поплыл синхронный английский текст:

“О, НЕ РОЖДЕННАЯ СТАРШАЯ СЕСТРА И НЕ РОЖАВШАЯ МАТЬ БОЖЕСТВЕННОЙ СТРАСТИ, ВЛАДЫЧИЦА ЗОВА НОЧИ И СЛАДКОЙ БОЛИ, ОТКРЫВШАЯ НАМ ТАИНСТВО НАСЛАЖДЕНИЯ!

НАСТУПАЕТ УКАЗАННЫЙ ПРЕДАНИЕМ ЧАС ЗАЧАТИЯ - С НЕБЕС ГОТОВ СПУСТИТЬСЯ СЫН СМЕРТИ, БИЧ БОЖИЙ И ГОНИТЕЛЬ НАРОДОВ, ВОЖДЬ, КОТОРЫЙ ПОВЕРГНЕТ МИР В ПРАХ И БУДЕТ ПРЕБЫВАТЬ ВСЕГДА, УБИВАЯ ЖИВУЩИХ, И ИДУЩИХ, И ТЕХ, КТО ТОЛЬКО СОБИРАЕТСЯ ИДТИ.

ОН ПОЯВИТСЯ ЗДЕСЬ, В СВЯТОЙ ДОЛИНЕ, И, ВЫЙДЯ В МИР, ПРОЛЬЕТ СТОЛЬКО КРОВИ, СКОЛЬКО ВОДЫ В ЭТОМ СВЯЩЕННОМ ОЗЕРЕ И УНЕСЕТ СТОЛЬКО ЖИЗНЕЙ, СКОЛЬКО ЛИСТЬЕВ В СВЯЩЕННОЙ РОЩЕ.

ОДНАЖДЫ ЛЮДИ ВОЗЛИКУЮТ, НАЙДЯ ЕГО СПЯЩИМ, НО ЧУТКИМ БУДЕТ СОН ПОД КАМЕННЫМ ОДЕЯЛОМ, И ПРЕЖДЕВРЕМЕННЫМ ОКАЖЕТСЯ ЛИКОВАНИЕ!

КАК ТОЛЬКО СМЕРТНЫЕ ПОТРЕВОЖАТ ЕГО ЯРОСТНЫЙ ДУХ, ОН СНОВА ПОМЧИТСЯ ВПЕРЕДИ ВОЙНЫ, УВЛЕКАЯ ЗА СОБОЙ БОЛЬШЕ И БОЛЬШЕ ВОИНОВ, И КАЖДЫЙ РАЗ ВСЁ СТРАШНЕЕ БУДЕТ ИХ ОРУЖИЕ И ВСЁ ГИБЕЛЬНЕЕ ИСПЕПЕЛЯЮЩИЙ УЖАС СРАЖЕНИЙ.

ТАК БУДЕТ, ПОКА СИРЕНЕВАЯ ЗВЕЗДА НЕ ПОДНИМЕТСЯ НАД ПИКОМ ПРИХОДЯЩИХ ВМЕСТЕ СО ЗВЕЗДОЙ НЕПРАВЕДНОГО ПРОКЛЯТИЯ И НЕ НАСТУПИТ БИТВА, КОТОРАЯ РАЗОМ ПОГЛОТИТ ВСЕХ: ЖИВУЩИХ И УМЕРШИХ.

ТОГДА ТВОИ СЕСТРЫ И СЛУГИ, СТАВШИЕ ПЫЛЬЮ, ВЕРНУТСЯ В НЕБЕСНОЕ ЛОНО, О, ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА ЗОВУЩЕГО МРАКА, ОТВЕРГНУТАЯ ПЕРВАЯ ЖЕНА, НЕ РОЖДЕННАЯ И НЕ РОЖАВШАЯ”.

Только она замолчала, среди вершин холмистого предгорья вспыхнула алая точка, на глазах превратившаяся в чудовищных размеров костер. Столб огня вытянулся и вонзился в Луну.

Облака к этому времени исчезли - над головами людей насмешливо перемигивались разноцветные миры.

“СИРЕНЕВАЯ ЗВЕЗДА ПРИБЛИЖАЕТСЯ К ЗЕНИТУ, - взглянув на костер, сказала маска. - ПОРА! ПРИВЕДИТЕ ПЛЕННИКОВ”.

Окружавшее её кольцо расступилось, и вооруженные короткими копьями амазонки подвели к алтарю группу связанных, полуголых мужчин. Те испуганно озирались, но сопротивления не оказывали.

“ВОИНЫ! - обратилась к ним величественная маска. - ВСЕ ВЫ ДАВНО МЕРТВЫ, ПОТОМУ ЧТО НЕ ВЫСТОЯЛИ В СХВАТКЕ, НО СУДЬБЕ БЫЛО УГОДНО СДЕЛАТЬ ОДНОГО ИЗ ВАС ОТЦОМ НАШЕГО БУДУЩЕГО ПОВЕЛИТЕЛЯ, ВЕЛИКОГО ВОЖДЯ, КОТОРЫЙ ДОЛЖЕН ВЫИГРАТЬ СВОЮ ПЕРВУЮ БИТВУ ЕЩЁ В ЛОНЕ МАТЕРИ”.

Она дала знак и к алтарю подошла статная, черноволосая красавица. Преклонив колени, девушка положила голову на матовую поверхность чаши. Короткое платье задралось, обнажив ягодицы.

“ЭТО ТА, КОТОРОЙ ПРЕДНАЗНАЧЕНО ВЫНОСИТЬ НЕБЕСНОГО СЫНА В СВОЕМ ЧРЕВЕ. МЫ НЕ ОСТАВЛЯЕМ НАДЕЖДЫ - КАЖДЫЙ, ДОСТИГНУВШИЙ СВЯТОГО ЭКСТАЗА, БУДЕТ УБИТ, НО ЕГО ДОРОГА К БОГАМ ОКАЖЕТСЯ ЛЕГКОЙ. ПРОЧИЕ ПОДВЕРГНУТСЯ СТРАШНЫМ МУЧЕНИЯМ, КОТОРЫЕ СТАНУТ ХУЖЕ САМОЙ СМЕРТИ.

ВЫБИРАЙТЕ И ТОРОПИТЕСЬ СДЕЛАТЬ ВЫБОР, ПОТОМУ ЧТО ГНЕВ ЗВЕЗД УЖЕ ГОТОВ ВОПЛОТИТЬСЯ. ВЫ ДОЛЖНЫ УСПЕТЬ ОСТАВИТЬ СЕМЯ И УМЕРЕТЬ ПРЕЖДЕ, ЧЕМ ПОГАСНЕТ КОСТЕР НА ВЕРШИНЕ ХОЛМА”.

После этих слов одна из амазонок несколько раз взмахнула мечом, и разрубленные путы соскользнули к ногам пленников.

Те медлили, продолжая стоять тесной кучкой.

Вдруг один из них - широкоплечий, длинноволосый бородач рванулся вон из кольца и, расшвыряв оцепление, помчался к зарослям осоки.

Совершая гигантские прыжки, он быстро достиг спасительной воды, но тетива невидимого лука отчетливо и звучно пропела гибельную ноту: тяжелая стрела раздробила беглецу коленную чашечку.

Падая, он страшно закричал, но маска даже не обернулась:

“ЭТОТ ТРУС НЕ УВИДИТ РАССВЕТА, НО ПРЕЖДЕ БУДЕТ УМОЛЯТЬ, ЧТОБЫ ЕГО ПРИКОНЧИЛИ”.

Несколько минут тишину нарушали лишь отрывистые стоны и проклятия раненого - сломав стрелу, он теперь полз к берегу.

Остальные участники таинства выжидали, следя друг за другом и поглядывая на ласкающий Луну алый язык, пока от группы пленных не отделился низкорослый, кривоногий человек, обладавший, судя по мощному торсу, огромной физической силой.

“Я НЕ МОЛОД, НО ЕЩЁ НЕ ПРОБОВАЛ ЖЕНЩИН, - прохрипел он. - В НАШИХ КРАЯХ ЗА НИХ ДОРОГО ПРОСЯТ, ПОЭТОМУ МЫ ОБХОДИМСЯ ОСЛИЦАМИ. ИНТЕРЕСНО БУДЕТ УЗНАТЬ, ЗА ЧТО БЕРУТ СТОЛЬКО ДЕНЕГ…”

“ИДИ И УЗНАЙ!” - маска сделала приглашающий жест.

Он решительно направился к алтарю и загородил своей грузной, бочкообразной фигурой слившуюся с камнем и как бы ставшую частью изваяния девушку.

Звездное сияние сплотилось вокруг них в прозрачную пульсирующую субстанцию: над алтарем раскинулся мерцающий сиреневый полог.

Окутанное им тело изогнулось и мощными волнообразными движениями принялось раскачиваться: стремительно, затем плавно, размеренно, затем часто и быстро - пока из заполненной чаши не выплеснулся стон, тягучий и липкий как потеки соснового сока.

Оттолкнувшись от стеклянной воды, звук метнулся по пологим террасам, многократно повторился в отрогах и, взлетев на самую высокую, раздвоенную как змеиный язык вершину, с разбега прыгнул в космос.

Едва он растаял, в сгустившемся воздухе мелькнули хищные крылатые тени - замершее, натянувшееся как струна тело насквозь пробили густо оперенные стрелы с отточеными металлическими наконечниками.

Одна пронзила шею, разорвав артерию и вызвав фонтанирующий выброс крови, другая воткнулась в грудь и вышла между лопатками.

Убитый зашатался и тяжко грохнулся навзничь, открыв лунному свету слегка подрагивающие, молочно-белые, забрызганные черной кровью ноги девушки.

“ТОРОПИТЕСЬ, КОСТЕР УГАСАЕТ”, - заметила жрица.

Но мужчин уже не нужно было подбадривать. Они успели смириться с ожидавшей их неизбежностью - вперед выступило сразу несколько человек.

Опередил всех горбун, скрюченный как прилепившееся к горному склону дерево.

“Я ЗНАЛ МНОГО ЖЕНЩИН. - с гордостью заявил он. - Я ЕДИНСТВЕННЫЙ МУЖЧИНА В РОДУ И ДОЛЖЕН ОСТАВИТЬ ПОТОМСТВО. РАНЬШЕ МНЕ ЭТО НЕ УДАВАЛОСЬ, ЗАТО СЕЙЧАС Я ПЕРЕПОЛНИЛСЯ СИЛОЙ. СЕЙЧАС У МЕНЯ ПОЛУЧИТСЯ!”

“ИДИ И ПОКАЖИ СЕБЯ”, - ответила маска.

Горбун ринулся вперед и, взгромоздившись на окровавленный торс предшественника, приник к влажному телу.

Едва мерцающий занавес окутал соединившиеся живые и мертвое тела, маска протянула красиво очерченные, оголенные руки к Луне и запрокинула чеканное металлическое лицо.

“О, НЕРОЖДЕННАЯ И НЕРОЖАВШАЯ МАТЬ, ПОЗНАВШАЯ БОГА, ОБРАТИ СВОИ ЗВЕЗДНЫЕ ГЛАЗА НА СВЯТУЮ ЗЕМЛЮ. УЖЕ РАСКРЫЛАСЬ ПАШНЯ И БРОШЕНО ПЕРВОЕ СЕМЯ. ДАЙ СИЛУ РАСТЕНИЮ, СОТВОРИ ВИДИМОЕ ИЗ БЕЗЛИКОГО, ТЕЛЕСНОЕ ИЗ БЕСПЛОТНОГО - НАЧНИ БЕСКОНЕЧНУЮ ЦЕПЬ ПРЕВРАЩЕНИЙ, ЧТОБЫ СБЫЛОСЬ НАЧЕРТАННОЕ, И ИСПОЛНИЛОСЬ СКАЗАННОЕ, И СЛУЧИЛОСЬ ВСЁ, ЧЕМУ СУЖДЕНО.

ВОПЛОТИ БОЖЕСТВЕННЫЙ ДУХ В ТЕЛЕ, ЧТОБЫ ОН ВОШЕЛ В МИР ЛЮДЕЙ И БЫЛ ЗДЕСЬ, ПОКА БУДУЩЕЕ НЕ СТАНЕТ ПРОШЛЫМ”.

Вторя ей, жертвенная чаша выплеснула в небо сладострастные стоны, подхваченные возбудившимся эхом. Торжествующие звуки вознеслись к Луне - планета следила за происходящим с той же жадной завистью, что и дрожащая от нетерпения человеческая стая. Завороженные песней зарождающейся жизни, люди вросли в землю и стали частью ожидавшего их мира камней и деревьев - мира, из которого они когда-то вышли, и куда им теперь предстояло вернуться…

Удар пущенной с близкого расстояния стрелы отбросил тело на несколько шагов и опрокинул навзничь; на обращенном к сияющему светилу лице трупа запечатлелась жуткая гримаса от только что испытанного наслаждения – последнего в жизни.

Пленники теперь торопились поучаствовать в игре, и один за другим падали от точных выстрелов; площадка возле жертвенника превратилась в подобие бранного поля.

Наконец в живых остался один - внешне ничем не примечательный, больше походивший на шута, чем на воина. Он с тоской смотрел на догорающий костер, снова превратившийся в алую точку, и не двигался с места.

“НЕ ХОЧЕШЬ ЛЕГКОЙ СМЕРТИ?” - спросила маска, взглянув на него, а затем на перепачканную кровью, покачивающуюся от усталости, но всё ещё ждущую девушку.

“НЕ ХОЧУ ДАРИТЬ ЖИЗНЬ”, - ответил тот, озираясь.

“ПОСМОТРИ, ЧТО С ТОБОЙ БУДЕТ! - жрица кивнула на раненного беглеца, которого вооруженные амазонки успели опутать веревками и подтащить к безглазому каменному идолу. – ЕГО ПРИНЕСУТ В ЖЕРТВУ БОГИНЕ-МАТЕРИ: ПОСАДЯТ НА КАМЕННОЕ ЖАЛО, КОТОРОЕ БУДЕТ МЕДЛЕННО РАЗДВИГАТЬ ВНУТРЕННОСТИ, ДОБИРАЯСЬ ДО СЕРДЦА. ТОЛЬКО РАССВЕТ ОСТАНОВИТ ПЫТКУ”.

“УБЕЙ МЕНЯ, Я НЕ БЕЖАЛ!” - жалобно попросил шут.

Жрица посмотрела в сторону холма, на вершине которого мерцали красные язычки:

“СМЕРТЬ - БЛАГО. НЕМНОГИЕ ЗНАЮТ ОБ ЭТОМ. СТРАШНА НЕ СМЕРТЬ, А МУЧИТЕЛЬНЫЙ УХОД ИЗ МИРА, НА КОТОРЫЙ ТЫ СЕБЯ ОБРЕКАЕШЬ”.

“Я НЕ МОГУ ДАТЬ ЖИЗНЬ ЗЛУ. Я ЗНАЮ, КОГО ВЫ ЖДЕТЕ! ЕСЛИ ОН РОДИТСЯ ОТ МЕНЯ, Я ОКАЖУСЬ В НАЧАЛЕ ЦЕПИ”.

“ГЛУПЕЦ, РАЗВЕ ОСТАНОВИШЬ РЕКУ? ИДИ И ЗАСЛУЖИ ИЗБАВЛЕНИЕ - ТВОЙ СРОК НА ИСХОДЕ”.

Опустив голову и шатаясь как пьяный, он поплелся к алтарю, но, проходя мимо одного из убитых, вдруг отчаянно вскрикнул и рухнул на окровавленное острие.

[panda]

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Наваждение завершилось черным слайдом.

Фильм произвел на меня впечатление, но не настолько, чтобы я смог во всё это поверить. Да, жизнь и смерть, таинство рождения, звезды; жестокие забавы смертных на пороге Вечности. Волнующе, но неубедительно.

Зато Веник просмотрел клип с восхищением и авторитетно заявил:

- Рождение Аттилы! Классное кино. Всё точно как в легенде, но вот причина отказа вызывает сомнение.

- А, так ты его раньше видел? - я почему-то обрадовался. – Какого отказа?

- Последнего - от репродуктивного процесса. Нет, кино я не видел, но книжку читал. Это римляне его так прозвали: Аттила - Бич Божий. Предводитель гуннов. Навел шороху и в самой империи и за пределами - никому мало не показалось. Точно как и предупреждала жрица в маске. Кстати, ты узнал её?

- Нет. А ты?

- Шерон Стоун. Правда, сначала я думал, что это Людмила Гурченко, но когда она повернулась боком, все сомнения отпали - такая замечательная попка только у Шерон.

- Ага, а тот конек-горбунок, который вторым вызвался - Сильвестр Сталлоне?

- Ха, он ещё и не верит! Да я любую актрису узнаю в любом гриме. По походке. А если она ещё и задом повернется – идентификация стопроцентная. Попки я различаю как криминалист пальчики.

- А кроме? Сюжет, там, драматургию?

- Абсолютно всё! Просто попки это единственное, что в них есть от природы, а остальное - макияж. Хотя и он тоже о многом может порассказать.

- Ну?! Например?

- Это целая философия. Знаешь, чем люди украшают жилище? Плакатиками, календариками, слониками, кружевными салфеточками. А один парень, Леня Ройтман, пристроил в прихожей даже якорную цепь. Когда совместное советско-американское предприятие "Скраб" стало выплачивать по сорок долларов за тонну…

- Подожди, подожди! - я испугался, что коммерческая волна занесет его в Иерусалим, - А причем тут попки?

- Не попки, а украшения! - он помолчал. - Знаешь, сколько всякой пакости скрыто в человеческой натуре? Что-то из ассортимента люди пытаются припрятать, а кое-чем, наоборот, ненавязчиво мозолят окружающим глаза. Вот украшения и показывают, какие черты человек старательно выпячивает.

- В смысле - черты характера?

- В смысле – внутренние качества. Юмор в том, что их может не быть, а человек выдает желаемое за действительное! Например, оружие и геральдика на стенах показывают, что персону владельца переклинивает на собственной значимости. Она сама себя воображает выдающейся и других пытается заставить думать то же самое.

- Интересно, - я об этом как-то не задумывался, - Только кто же в совке развешивает на стенах оружие? Где ты такое видел?

- Совок, как и всяческая оккупация, явление временное, а я говорю о вечном. Хотя существуют и чисто совковые варианты: натыканные повсюду свечи и вырезанные из журналов репродукции говорят о стремлении утвердиться как возвышенная натура.

- Это намек? Могу я прислать секундантов?

- Тю! Думаешь, ты один такой? Нет, вас как гуннов - тьмы, и тьмы, и тьмы.

- Это скифов - тьмы, и тьмы, и тьмы, двоечник.

- Пускай будет скифов, - согласился маркиз. - Главное, что всех касается. Украшения - это подписанный протокол о намерениях. Видел, какой медальон был у Шерон?

- Вроде белой таблички на цепке? А что в нем особенного?

- То и особенного, что смотреть надо было внимательнее! - Веник запустил программу и, найдя нужный кадр, максимально увеличил картинку. - Блин, ну и наколдовали киношники! Оказывается, я тоже кое-что проглядел….

Весь экран теперь занимала овальная бляшка из серебристого металла, на которой было выбито подобие человеческой фигуры.

Впрочем, человеческими выглядели только руки и туловище; повернутая в профиль голова напоминала петушиную, а ноги от колен превращались в расползающихся змей, что придавало созданию устрашающий вид. Вдобавок, в поднятой правой руке оно сжимало плеть – будто замахивалось.

От медальона веяло такой глубокой стариной, что я усомнился:

- Слушай, они что - взяли это напрокат в каком-нибудь музее? Не похоже на бутафорию.

Веник уже распечатывал картинку:

- Сам удивляюсь! Хотя, знаешь какие они дотошные, эти американцы. Уж если возьмутся, то делают "от и до", а не как наши шаромыжники.

- Зато наши не ломают машин. И жизнь изображают гораздо объективнее, чем она есть на самом деле.

- Дык, я не про художественное кино, а про научно-популярное. Однажды посмотрел фильм о жизни акул - они мне потом два года снились, так натурально было снято.

- Кусали тебя?

- Хуже. Одну гигантскую акулу-молот подловили во время родов - дурацкий оператор чуть-чуть не забрался к ней во влагалище! Или, я не знаю, как у рыб называется место, куда он вперся со своей осветительной аппаратурой. Нет, это был настоящий апофеоз войны, когда прямо в объектив посыпались маленькие акулята-молоточки. Уже голодные!!! Эта замечательная, натуралистическая картина называлась: "Папа, папа где ты?!". По этому поводу я и не женился на Фае Хаит.

- Ты же говорил, что тебя разочаровала мама, мадам Хаит?

- Нет, мадам Хаит не может разочаровать! Это не акула, а просто ходячая гильотина. Кстати, можешь полюбоваться - кем она была в прошлой жизни, - маркиз взял канцелярскую кнопку и торжественно пришпилил распечатанное изображение к стене.

Я присмотрелся:

- Да, видная особа. А ты не знаешь, что тут за надписи? Михаил, Рафаил, Гавриил… - случайно не список замученных зятьёв?

- Нет, слишком мало имен. Но слово "шемешейлам", - он указал пальцем, - вот, видишь, под змеиными ногами, мне знакомо. Это значит "Вечное Солнце".

- Еврейское, что ли?

- Древнееврейское. Наверное, какое-то заклинание - он склонился над самым листом и принялся читать по складам. - Ше-ме-шей-лам, лат-хра-мап-хта, йо, йо, йо, йе, йе, йе, й-й-й-й-й-й-й-й, ае-ае-ае, аа-ай-ай, ейо, пси-нот-хер-тхе-рно…

- Привет, детки! Что за дерьмо вы поете? - по-английски спросил игривый женский голос.

Мы разом обернулись, и я увидел оливковую инфанту. Сейчас на ней был не спортивный, а элегантный брючный костюм, скроенный так ловко, что тело девушки напоминало рвущийся из зеленой чашечки бутон.

Маркиз онемел; он даже не смог назвать свое имя, когда испанка подошла к нам и протянула изящную, тонкую кисть с красивыми, длинными пальцами:

- Лиса Мун. Доктор. Лечу болезни, вызванные воздержанием.

- Сергей Гвоздев. А это Липский. Вениамин.

- Гинеколог, - добавил от себя внутренний голос. – Пояс-то отдал, дятел, а штаны спадают. Поздравляю.

- Бенджамин Франклин. Очень звучное имя, - одобрительно заметила она и попыталась отнять руку.

Без домкрата не удалось - Веник сработал молча, но эффективно - как медвежий капкан.

Впрочем, немота тут же дала трещину: сперва просочились невнятные возгласы "Excellent!" и "Perfect!", а затем на пораженную девицу обрушился весь словарный запас маркиза. Одновременно он начал подбираться к талии, но в какой-то момент переборщил - та решительно выдернула пальцы и уселась на подлокотник моего кресла.

- Не так резво, дорогой! - глядя на Веника, она слегка наклонилась ко мне, - Нас могут услышать за стенкой.

Де Садур погрустнел.

- Я только хотел сказать, что у вас тоже красивое имя, - кисло возразил он.

Тут упругая грудь инфанты уперлась в моё плечо; я испытал разряд, простреливший тело вдоль позвоночника и задержавшийся в глубине, где-то в области крестца. Дух захватило – такой кайф.

- Зяблик, ты неотразим! – проворковал голос. – Отправь друга в туалет, и чтоб не возвращался!

- А по мордасам? – я припомнил тренировочный бой в спортзале.

- Да ладно, сама ведь лезет! – не унывал он. – Казанова ты наш!

Я поднялся и предложил даме кресло:

- Садитесь, пожалуйста. Действительно, у вас красивое имя, но, кажется, не испанское?

- У-упссс! А почему оно должно быть испанским? - сделав удивленные глаза, спросила Лиса.

- Ну, просто показалось, что вы испанка. Нет?

- Я ассирийка, - она повернулась и предъявила профиль, который больше подходил не для глиняных черепков, а для суперобложки. - Видите теперь? А фамилию ношу как память о муже.

- Кто она? Ассирийка? - по-русски уточнил разволновавшийся Веник. - Быть не может - они же ископаемые! Ассирийцы, вавилоны, шумеры всякие…

- Он говорит, что это исчезнувшая народность, - перевел я инфанте. - Да и мне так казалось - до встречи с вами.

Не вставая, она змеиным движением скользнула в глубину кресла и уселась, изогнувшись так, что груди едва не выплеснулись из кружевной оболочки:

- Правда, нас осталось очень мало. По всему миру наберется тысяч сто пятьдесят - двести, - она со значением посмотрела мне в глаза, - нужно срочно что-то предпринимать, чтобы не вымерли.

- Ты понял, зяблик? – ахнул голос. – Открытым, блин, текстом! Гони Веника в туалет, и чтоб не вернулся!

Я открыл рот, но язык встал колом и не захотел поворачиваться.

- Ну?! – торопил голос. – В чем дело, дятел?

- Что ему, час в сортире сидеть?

- Два! Нет, три часа пусть сидит. Он тебе друг или кто?

Я напрягся, но вслух промычал нечто нечленораздельное.

- Логично! – обрадовался маркиз. – Хочешь сходить по большому?

- Вот наглая рожа! – психанул голос. – Скажи, типа дорогу ему уступаешь. Типа, дорогу осилит идущий. Ну?!

- Неужели в паспорте написано, что вы ассирийка? – начал подбивать клинья оправившийся от потрясения Де Садур.

- Нет, это написано на моей заднице! Хотите взглянуть?

- А можно?

- С крючка снимает, гад! – злобно прошептал голос. – А ты чего молчишь, дятел?

- Почему нет? – инфанта томно улыбнулась. - Вечерами я обычно танцую в баре. Приходите и увидите всё, что захотите.

У Веника едва не случился приступ. Он заметно побледнел и, глотнув побольше воздуха, затараторил:

- Мы бы с радостью, да нам не разрешают! Дом - работа, работа – дом - всё, что мы здесь имеем. Может, лучше вы к нам зайдете?

- Зайду. А что будем делать? - пристально посмотрев на меня, спросила инфанта.

- Покажете то же самое, что в баре! Только охрану не приводите. Мы люди мирные, женщин не обижаем.

- Зря! Многим женщинам только этого и надо. Вот я, например, не люблю таких, которых нужно подбадривать.

Маркиз чуть не заплакал:

- Да я сам не перевариваю таких ослов! Так не возьмете охрану?

- Мне охрана не нужна, а вам…, - она усмехнулась, - …вам тоже разрешили без неё обходиться. Теперь можете ходить куда угодно и когда угодно - ваши голоса внесены в базу данных. Но не забывайте о телекамерах! Всем, кто не хочет заниматься любовью на глазах у службы безопасности рекомендуется искать укромные места. Я знаю парочку подходящих, но сейчас там прохладно. Вот приплывем в тропики…

- А когда же, наконец, мы приплывем в тропики?! Что за издевательство?! - вознегодовал Веник.

- Ладно, мальчики, я лучше пойду, - Лиса встала и обернулась ко мне. - Вы меня проводите?

- Съел! – злорадно констатировал голос. – Сидел бы щас на горшке, без потрясений и уязвленного самолюбия. Дятел.

- Конечно. Пожалуйста…, - незаметно для неё я сунул руку под куртку и подхватил военные штаны.

- Ты же не на долго, Гвоздик? - озаботился товарищ, когда мы выходили.

- Часа три - самый минимум. – прикинул голос. – Или больше.

- О чем это он? – оглянувшись, спросила Лиса.

- Просит, чтобы я быстрее вернулся.

- Боже, как трогательно! Теперь я вижу, что такое настоящая мужская дружба.

Мы вышли из лаборатории. Штаны повели себя неприлично – пришлось занимать даму разговором:

- Вы сказали, что охраны не будет? А те две леди, которые сидели на кровати?

- Ну какие же это леди, милый! - она усадила меня на откидной стул и, почти повиснув на моем плече, зашептала. – Вечером отделайся от приятеля. Скажи, что плохо себя чувствуешь и отправь его в бар - пусть развеется. Я попрошу, чтобы девочки за ним присмотрели. Хорошо?

- Зяблик, выясни, что за девочки! – скомандовал голос. – Может, там такие, что…

Но теплая ладонь легла мне на губы и запечатала рот.

- Тише, не говори ничего. Здесь нельзя. Вечером я зайду и провожу туда, где всё будет можно. Всё!

Она чмокнула меня в щеку, покачнулась и исчезла - словно растаяла.

Что-то змеиное было в её облике.

[panda]

ГЛАВА ДВЕННАДЦАТАЯ

Я отсутствовал минут пять, но Веник рассердился так, будто меня не было целый месяц.

- Что за манера - исчезать неведомо куда? - строго спросил он, когда я вернулся.

- А вдруг это настоящее чувство? Вдруг это больше чем увлечение?

- Ой-ой-ой!!! Держите меня - сейчас со мной произойдет внезапное падение – маркиз театрально огляделся, как бы выбирая, куда лучше грохнуться.

- Просто тебе завидно, вот ты и падаешь.

- Как же! Видали мы эту наскальную живопись:

"Ашшурбанипал, царь царей, предводитель ассирийцев, принимает неотложные демографические меры".

- Ну и что? Зато девчонка от меня без ума!

- Да ей же приказали! Помнишь, что Президент сказал про романсы? Не просто ведь ляпнул…

- Вначале приказали, а потом сама. Ты бы видел, как она вцепилась в меня, когда мы вышли в коридор! Еле-еле оторвал от штанов.

- Ой-ой-ой, щас я опять буду падать. Лучше проверь - не унесла ли чего из штанов, пока отрывал. На память о вспыхнувшей страсти.

- Зато какая женщина! Дама пик! Ты, небось, таких только по телевизору видел?

- Ноги у нее худые. В лодыжках. Хотя, это на мой вкус, а ты можешь оставаться при своем мнении, - он надулся как вирус гриппа, под микроскопом похожий на шарообразную морскую мину, и отвалил.

- Правильно, Зяблик! – с чувством глубокого удовлетворения констатировал голос. – По большому нас хотел отправить, деятель!

Мне стало жаль маркиза:

- Постой, я забыл сказать, что вечером тебя будет ждать подружка Лисы. Она видела тебя в кают-компании - ты произвел на нее большое впечатление. Хотя, ей скорее всего приказали.

Веник застыл на полдороги.

- Какая подружка?

- Ну, на мой вкус она не очень: ноги в лодыжках худые, грудь впалая, морда - как у чеченской революции. Зато темпераментная и хочет только тебя. Пойдешь?

- Что я - Джеймс Бонд? Сам иди! - он поплелся к креслу.

- Видал? Ещё перебирает, - хмыкнул голос. – Нет бы на гинеколога выучиться – смотрел бы и смотрел себе…

- Лети ты, дятел…, - я взял со стола остро заточенный карандаш, блок разноцветных листов для заметок - Лети ты, дятел…, - я взял со стола остро заточенный карандаш, блок разноцветных листов для заметок и перебазировался к маркизу.

- Не мешайте работать! - сердито сказал Веник, когда я уселся на круглую платформу.

- Так у меня вопрос как раз по работе! Помнишь структурную формулу Клистирного-Трубникова?

Липский приоткрыл рот и уставился на меня, как будто я был редким морским животным.

- Ну, в той части, где учитывается эффект Попеску?

Это у нас игра такая была – дурацкие фамилии выдумывать. На лекциях по марксистско-ленинской философии мы всех материалистов называли молдавскими фамилиями, а идеалистов – грузинскими или армянскими. Обыгрывая одно более-менее неприличное слово.

- А, ты про гистограмму Анальникова?! – сообразил наконец исследователь. - И что тебя смутило? Свободный радикал выпадает?

- Вот смотри! - я принялся писать, но тонкий грифельный след почти не различался на зеленой бумаге.

- Подожди, дай-ка сперва папе, - он отобрал карандаш, оторвал зеленый лист и пьяными в стельку буквами нацарапал на следующем, лимонном, фатальное слово "Хунхуза".

- Нет, коэффициент искривления ты притянул за уши! - убежденно сказал я, забирая карандаш. - Вот здесь, здесь и здесь должны стоять интегралы Жлобина-Засранского.

Веник старательно изобразил удивление, а я, ломая грифель, быстро написал:

"Найди что-нибудь из первой группы, к чему у них нет иммунитета. И вакцину. Сами привьемся…"

- Не вариант! Правая часть не равна левой. – поразмыслив, возразил маркиз. На листе появилось:

"Слишком большой инкубационный период. Пока подействует - догадаются".

Пришлось дописать: "Корабль идет в тропики! Возьмем спасательный плот и уплывем".

- Взгляни-ка, - я вернул ему блок, - если заменить матрицу "дупа-один" на матрицу "дупа-два", то потом их можно попытаться вынести за скобки и сохранить. Эти две веселых дупы.

- В принципе согласен, но прежде надо решить еще одно уравнение, - Липский оторвал исписанный лист и разорвал на мелкие клочки. - Уравнение с неизвестными корнями. Понял?

Понял, как не понять - он разведчиком себя вообразил. Чтобы мы тут всё хорошенько выяснили, прежде чем смываться. Мне самому было бы интересно узнать про тамплиеров и генетическую память, но оспа… - если бы не оспа! Оспа это очень нехорошо, гораздо хуже Аттилы.

- Штэ? Ви иметь особий мнений? – для конспирации маркиз перешел на иностранный язык.

- Я, я! Наш уличный палуба ходи, кислород вдыхай, - хотелось сразу же удостовериться, что в случае чего мы сможем стащить спасательную шлюпку или плот.

- Оки-доки! Моя часовой снимайт! - согласился Липский.

Выходим в предбанник, а Лариски ни только не смылись с поста, но ещё и Хунхузу для компании пригласили. Сидят втроем, воинственные как неизвестно кто, и взирают на мир отсутствующими взглядами.

Прошли контрольную следовую полосу – не реагируют.

- Медитация, что ли? – для проверки маркиз помахал перед их лицами рукой.

- При медитации смотрят на свой пупок, а эти – на твой, - возразил я.

- Ах, вот так, да? Ладно, щас я, пожалуй, уволю всех без выходного пособия, - Липский повернулся и, подделав противный президентский фальцет, заорал:

- You are free, piece of shit!!!

Получилось убедительно: Лариски вскочили как ошпаренные и недоуменно закрутили головами. Только Хунхуза осталась сидеть, хотя я заметил, что она тоже вздрогнула.

- Pardon! – извинился имитатор. – Пэмосэд, а ведь вы ввели меня в заблуждение: множественное число от “кусок дерьма” будет не “piece of shit”, а “pieces of shits”.

Я потянул его за руку и вытащил в коридор:

- Поздравляю с премьерой! Теперь все будут знать, какой ты у нас одаренный скворец.

Веник сделал уксусную рожу и беспомощно развел руками:

- Не корысти ради, а просто эту суку китайскую не перевариваю. Банзай!

- Что банзай-то? Piece of shit, а не банзай.

Мы свернули в боковой коридор, дошли до откидной скамеечки, где я еще недавно испытал сладость первого признания, и приказали компьютеру выпустить нас наружу. Железяка подчинилась, распахнув нам тугие объятия штормового ветра. Погодка, как и предупреждала Лиса, не благоприятствовала любви: море кипело и ходило ходуном, а багровый горизонт светился злорадной улыбкой наславшего потоп библейского Бога Яхве.

Стараясь подставлять ветру спины и бока, мы добежали до пузатых спасательных шлюпок. Судя по виду, рассчитаны они были человек на двадцать; вдвоем с такой громадиной мы бы не управились. А плотиков под их грузными оранжевыми телами не оказалось.

- Надо лезть наверх! - крикнул я, показав на вертикальную металлическую лестницу, ведущую на верхнюю палубу.

- Псих ненормальный! - маркиз сделал жуткие глаза и покрутил пальцем у виска. - Вдруг там турбулентность? Бежим пить кофе!

- Нет, надо решить окончательно! - я схватился за поручни и начал подниматься, но партнер поймал меня за штаны.

- Тыковку простудишь. Бежим окончательно, а решим когда шторм утихнет! - он достал из кармана желтые бумажные клочки и демонстративно разжал кулак, - Вот так будет с каждым, кто окажется на моем пути.

Если во время спора с тебя начали снимать брюки, лучше его прекратить; я спрыгнул, и мы побежали обратно.

Хунхузы в предбаннике уже не было.

- Жаловаться поползла, сколопендра, - презрительно сказал Веник, когда мы зашли в кабинет.

- Сам виноват! Нечего было выпендриваться, - я включил кофеварку.

- Так что я могу поделать, если талант. Не в землю же его зарывать, - он подобрал с пола бумажный кубик и вдруг ошалело спросил, - Ты отсюда бумагу брал?

- Какую бумагу? Когда? - удивился я.

Мне продемонстрировали верхний, синий как небо лист.

- Ну, и зачем вы ейной мордой другому человеку в харю тычете? Ничего я не брал.

Де Садур застонал:

- Убить мало косоглазую тварь!

- Да ты о чем?! - я не понял, что произошло, но уже почувствовал противный холодок в животе.

- Об уравнении Засранского, о чем же еще!

- Но ты же его выкинул, этот лист…

- Смотри! - он развернул кубик ребром и провел ногтем по разноцветным корешкам. - Зеленый, желтый, красный, синий, зеленый, желтый, красный, синий. А у нас - синий. А уравнение было на желтом!

- Может, заводской брак?

Веник написал что-то на провинившемся листе, оторвал его от остальных и показал мне поверхность следующего - зеленого.

Покрутив кубик под разными углами, я нашел там едва заметный, прерывистый след, оставленный неровными краями обломанного грифеля.

- Так где, ты говорил, прячется спирт?